23:00–23:15: Заканчиваем выступление с “Helter Skelter” и “Girls, Girls, Girls”. В полуобморочном состоянии и тяжело дыша, вхожу за кулисы. Хватаю кислородную маску. Смотрю на нетронутый обед.
23:15–23:45: Жду кого-нибудь, чтобы спросить: “У кого-нибудь есть нюхнуть?” Разделяю порцию кокса на две дорожки. Вдыхаю. Меняю потную сценическую кожу назад на потную уличную. Нахожу зал для встреч. Приветствую фанатов. В часы отдыха группа ищет простых человеческих радостей. Решаю отделиться от всех. Иду в офис менеджмента. Звоню Хизер.
23:45–24:00: Спрашиваю у менеджмента разрешения остаться в городе. Умоляю менеджмент разрешить остаться в городе. Обвиняю их в преднамеренно спланированной поездке группы в следующий город именно в те часы, когда открыты бары и стрип-клубы. Пытаюсь их побить, когда те это подтверждают. Сажусь в фургон или лимузин до аэропорта.
24:00–03:00: Прибыли в аэропорт. Жду Винса, чтобы закончить с девочкой в уборной аэропорта. На взлётной полосе встречаю наркодилеров. Сажусь на борт «Гольфстрим 1» («Gulfstream One») — самолет с черным кожаным салоном. Нахожу место, предназначенное для меня. Удостоверяюсь, что бортпроводница заранее и правильно разложила на подносах наркотики и напитки для каждого. Для Никки — белое вино и «ангельская пыль» (zombie dust).[3] Для Винса — снотворное. Для Мика — водка. Для меня — коктейль и «ангельская пыль».
03:00–04:00: Прибываем в новый город. Если законы городских властей позволяют продавать алкоголь до 4 утра, спрашиваю представителя компании, как далеко до ближайшего стрип-клуба. У меня вырывается стон, когда тот отвечает, “Сорок пять минут”. Спрашиваю, спланировала ли компания это специально. Угрожаю насилием, когда те это подтверждают. Как бы там ни было, говорю водителю лимузина везти группу туда.
04:00–09:00: Прибыли в гостиницу. Ищу наркотики и выпивку в вестибюле. Если не нахожу, говорю роад-менеджеру доставить всё это в номер. Выпиваю. Принимаю дозу. Буяню в номере, на крыше или на стоянке. Меня ловят. Роад-менеджер запирает меня в комнате или пристёгивает наручниками к кровати. Кричу. Ору. Угрожаю забастовкой. В одиночестве вкалываю себе героин..[4]
09:00–17:00: В отключке.
17:00–18:30: Телефонные звонки. Просыпаюсь. Ни черта не помню. Весь цикл повторяется снова.
Глава четвёртая
«ПОКА ЕГО СОРАТНИКИ ПО МУЗЫКЕ СКАТЫВАЮТСЯ ОТ УВЛЕЧЕНИЯ К ЗАВИСИМОСТИ, МИК ОКАЗЫВАЕТСЯ НЕСПОСОБНЫМ СОПРОТИВЛЯТЬСЯ ПРИСОЕДИНЕНИЮ К НИМ НА ЭТОМ ПАГУБНОМ ПУТИ»
Один из моих любимых фильмов — «Перекресток» («Crossroads» — фильм 1986-го года с Тимом Рассом [Tim Russ] в главной роли) — легенда о том, как однажды ночью на перекрестке в Миссиссипи (Mississippi) Роберт Джонсон (Robert Johnson — американский чернокожий блюзовый гитарист 20-30-ых годов XX-го века) продал свою душу дьяволу за то, чтобы он мог играть на гитаре, как никто другой до той поры. В конце дьявол приходит к глубоко несчастному Роберту Джонсону и злорадствует, “Ты получил то, что хотел. Ты хотел быть блюзменом”.
Я обычно говорил себе то же самое: “Ты получил то, что хотел. Ты хотел быть звездой рок-н-ролла. Так пользуйся этим”. Мои мечты осуществились, но это не было тем, к чему я стремился.
Когда мы делали запись «Girls», Том Зутот (Tom Zutaut) зашёл в студию и увидел меня пьяного, сгорбленного и наглотавшегося болеутоляющего. Когда он впервые подписал с нами контракт, он обычно называл меня «пожирателем фиолетовых человечков» (purple people eater), потому что он говорил, что у меня фиолетовая аура. Но теперь он смотрел на меня, как безумный: “Твой пожиратель фиолетовых человечков исчезает”, сказал он печально. “Он превращается в зловещее и алкоголическое существо”.
“Нет, это не так”, пробормотал я ему в ответ. Но он был прав. Сделав запись гитарного стаккато в конце песни “Girls, Girls, Girls”, я свалился со стула — настолько я был пьян (так или иначе, мы взяли именно этот дубль, потому что нам понравилось, как это звучит, к тому же, у меня были такие боли, что я был просто не в состоянии играть ещё).
Мы продали миллионы дисков, но я по-прежнему был на мели. Остальные парни кутили во всю и тратили все деньги на наркотики, я же был повязан адвокатами, бухгалтерами и жадными бывшими жёнами (exes), требующими от меня уплаты алиментов. Когда я уезжал в тур, я оставлял свой автомобиль в доме моего друга, так как доверял ему, но на этот раз у него вдруг хватило наглости потребовать с меня пятьсот долларов за присмотр за тачкой. Когда вы начинаете преуспевать, все думают, что вы богач. Я же не имел денег даже на то, чтобы купить другой автомобиль. И, вдобавок ко всему, я потерял последнего парня, который, как я полагал, был моим настоящим другом. С тех пор у меня нет друзей.
Перед выходом на сцену я выстраивал в линию шесть рюмок водки рядом с открытой банкой «Коки» («Coke»), а затем опрокидывал всё это разом. Во время шоу я в сторонке выпивал стакан чистой водки, когда другие парни думали, что это вода. Позднее, я придумал флягу с коктейлем собственного изготовления под названием “Марс-эйд” (”Mars-ade”) — смесь текилы, апельсинового сока и гренадина (густой сладкий красный сироп) — и высасывал её за время выступления.
Алкоголь открывал такие стороны моей личности, о существовании которых я никогда даже не подозревал. Однажды ночью в «Лексингтон Куин» в Японии («Lexington Queen» in Japan) я был просто никакой, и случилось так, что у владельца заведения нашлась маска Годзиллы (Godzilla). Я надел её, выскочил на танцпол и начал делать то, что мы называем «танец ягодиц» («crack dancing») — я тряс своей задницей, демонстрируя всем щель между «булками», высовывающимися из моих штанов (обычно мы делали это в избытке, играя в боулинг). Внезапно мне пришла в голову идея: всё в той же маске Годзиллы я выскочил из бара на улицу и начал терроризировать ничего не подозревавших мирных японцев, возможно, заодно я разрушил несколько близлежащих небоскрёбов. Я спустил штаны до лодыжек и ходил вверх и вниз по улице в своей маске Годзиллы, рыча и кусая прохожих. Остальные парни, смеясь, ходили за мной, потому что они никогда не видели, чтобы прежде я вёл себя подобным образом. Кто-то рассказывал мне, что в Японии считается нормальным, если человек остановится где-нибудь и пописает прямо на тротуар. Поэтому я решил проверить, так ли это на самом деле.
Я думал, что выгляжу забавным. Но, вернувшись в свой гостиничный номер, я посмотрел на себя в зеркало и увидел всего лишь уродливого, отвратительного парня с огромным животом. Я начал сильно пить с тех пор, как с Винсом произошёл несчастный случай, и стал медленно раздувался, как воздушный шар. Я бы не удивился, если бы кто-нибудь насадил меня на вертел и засунул мне в рот яблоко. Такой свиньёй я был.
Вот почему я должен был заподозрить неладное, когда Эми Канин (Emi Canyn), одна из двух бэк-вокалисток, которых мы наняли (среди претенденток были Мэрри Клэйтон [Merry Clayton], работавшая с «Rolling Stones» и Мэделин Бэлл и Дорис Трой [Madeline Bell, Doris Troy] из «Humble Pie»), начала по-настоящему сближаться со мной. Она была стройна, спортивна и красива, а я был стар, уродлив и болезнен. Ни одна женщина в здравом рассудке не польстилась бы на меня.
Парни взяли за правило: “Ты не должен гадить на своём заднем дворе”, что Никки об’яснял как, “Ты не спишь ни с кем, кто с тобой работает”.
Поэтому, когда они начали слышать голос Эми, в любое время доносящийся из моей комнаты, то были вне себя от злости. «Джек Дэниелс» и «Хальцион» ослепляли их гневом, и они наказывали нас больше, чем мы того заслуживали. Они мешали нам общаться, бросали на нас злобные взгляды, проливали на нас напитки и пачкали едой весь наш багаж. Эми была очень религиозна, и по отношению к ней они вели себя просто безжалостно. Всякий раз, когда самолет во время полёта попадал в турбулентность, они вскакивали со своих мест, спускали штаны до лодыжек и начинали петь, “К чёрту Бога! Давайте разобьёмся!” (”Fuck God! Let’s crash!”) только для того, чтобы напугать её, хватали её ожерелье с распятием и начинали крестить себя и молиться. Если я пытался их остановить, они швыряли в меня бутылку «Джека».
3
«Ангельская пыль»: Смесь «Хальциона» («Halcion») — успокоительного для нервной системы и кокаина — стимулятора нервной системы. Упаковывается и хранится в пузырьках. После приёма тело бодрствует, но мозг отключается.
4
Если приезжала Хизер, что бывало редко из-за её плотного графика, ритуал в гостинице немного отличался. В этом случае сценарий был в точности таким: Встречаю Хизер в вестибюле. Трахаемся. Обнимаемся. Разговариваем. Игнорирую стук в дверь. Через дверь слышу крик Никки, “Томми, у меня есть эйтбол (eightball)”. Игнорирую его. Слышу крик Никки, “То, что она здесь, ещё не означает, что мы не можем оттянуться”. Продолжаю игнорировать его. Еще через десять минут стука и воплей, раздражённо открываю дверь. Слышу недовольство Хизер, “Я здесь всего на один день. Почему мы должны провести его с ним?” Вступаю в драку. В итоге: зол на Хизер, зол на Никки, зол на самого себя.