Наш японский промоутер, господин Удо (Mr. Udo), был в ужасе. “Вы должны успокоиться”, серьезно сказал он нам. “Пошёл ты”, крикнул я, схватил бутылку «Джека» и бросил в него. «Ракета» не прошла даже близко к намеченной цели. Вместо этого она угодила в испуганного жителя пригорода, который рухнул на пол с кровью, сочившейся из его головы.
Господин Удо даже не повёл бровью. “Я хочу для вас кое-что сделать”, сказал он спокойно. “Но сначала вы должны сесть”.
Я сел обратно на своё место, и он надавил своим большим пальцем на заднюю часть моей шеи. Поток какой-то жидкости или крови побежал по всему моему телу, и я резко обмяк в своём кресле совершенно умиротворённый. Вся моя сверхмощь мгновенно улетучилась. Затем господин Удо подошёл к Томми и сделал ему то же самое. Сидя там, мы поняли, что всё это выглядело отнюдь не смешно. Мы действительно всех огорчали, особенно Мика, который, похоже, был готов уйти от нас в любую минуту. Это был почти конец тура, и нас всех уже тошнило от выступлений. Не от концертов, а от самого шоу, где я и Томми были «Близнецами Террора» — парочка кретинов, не способных развлечь никого, кроме самих себя.
Когда мы сошли с поезда в Токио, нас встречали тысячи фанатов. Я пошёл поприветствовать их, но вдруг откуда-то появился наряд полиции и направился прямо ко мне. “Никки-сан”, сказал господин Удо. “Вы будете вынуждены проследовать в тюрьму. Вы понимаете это, не так ли?”
“Пошёл ты!”
“Нет, Никки-сан, это не шутка. Вам придётся отправиться в тюрьму”.
Док МакГи (Doc McGhee) попытался вступиться за меня. “Я — его менеджер”, сказал он полицейским, но они повалили его на землю и надели на него наручники.
Затем они строем подошли ко мне и на глазах у всех фанатов сбили меня с ног, надели на меня наручники и посадили в полицейскую машину. Томми бежал следом, цепляясь за полицейских, и кричал.
“Возьмите и меня! Если он идёт в тюрьму, то и я, чёрт возьми, тоже!”
“Нет, нет, нет”, лаял Док, пытаясь выглядеть так, будто контролирует ситуацию, хотя сам он сидел с надетыми наручниками на заднем сидении полицейской машины. “Успокойся. Через час его выпустят”.
Спустя несколько часов они привели Дока и меня к столу сержанта в полицейском участке. На мне были кожаные штаны, высокие каблуки, порванная футболка и косметика. Я был весь потный и всё ещё абсолютно пьяный. Дело было после полуночи, и в помещении было темно, поэтому я снял свои солнечные очки.
“Я бы на твоём месте не снимал очки”, сказал Док. “У тебя кроваво-красные глаза, и грим растёкся по всему лицу”.
Я надел очки обратно и забросил свои ноги на стол сержанта. Мне было абсолютно насрать, что будет со мной дальше. Вошёл сержант и сказал что-то по-японски. Переводчик, которого прислал господин Удо, перевёл: “Он сказал, чтобы вы убрали ваши ноги со стола, пожалуйста”.
“Эй, могу я вас спросить?” огрызнулся я на сержанта.
Переводчик поговорил с сержантом, а затем сказал мне, что я могу задать свой вопрос.
“Хорошо”, сказал я. “Если бы мои яйца лежали у вас на подбородке, то где, по-вашему, был бы мой член?”
Сержант с надеждой посмотрел на переводчика. Переводчик вздохнул и начал переводить.
“Аригато гозаймасу”, сказал сержант. “Большое спасибо”.
“Пожалуйста”, кивнул я. Эти двое ещё немного поговорили, затем переводчик схватил меня за руку и вывел из участка.
“Что, чёрт возьми, только что произошло?” спросил я его по пути в гостиницу.
“Я сказал ему, что вы сказали, что бутылка случайно выскользнула у вас из руки и разбилась, что вы действительно сожалеете о случившемся, потому что вы любите Японию и японцев, и с нетерпением ждёте, чтобы отправиться домой и рассказать американской прессе о том, насколько японцы — гостеприимный народ”.
“Так вы что, ничего не сказали про мои яйца?”
“Нет”.
“Выходит, что вы — не очень хороший переводчик, не так ли?”
Следующей ночью была очередь Винса позорить нас. Он покончил с кувшином «камикадзе» («kamikazes» — водочный коктейль) в ресторане в Роппонги (Roppongi — район Токио) и был настолько пьян, что болтал безумолку. Единственная проблема состояла в том, что никто не понимал ни слова из того, что он говорит. За столиком рядом с нами сидели четверо бандитов «Якудзы» в костюмах («Yakuza» — японская мафиозная организация). Винс вдруг вскочил со своего места и процедил сквозь зубы, “Чё за хрень!” Затем он подошёл к столику «Якудзы», взял его руками за низ и перевернул прямо на них. «Якудза»-парни повалились на пол, выхватили из-за поясов пистолеты и подняли дула на край стола, целясь прямо в Винса. Фрэд Сондерс (Fred Saunders), наш телохранитель и нянька, прыгнул на Винса, будто тот был гранатой, которая должна была вот-вот взорваться, и вывел его из ресторана.
“Зачем ты это сделал, мать твою?” спросил Фрэд Винса.
“Т-те п-парни г-говорили всяк-к-кое д-дерьмо п-про м-м-меня”, нечленораздельно произнёс Винс.
“С чего ты взял, что они говорили про тебя дерьмо? Они говорили по-японски”.
“П-по яп-п-понски?” Винс непонимающе посмотрел на Фрэда.
“Да, мы в Японии”.
“О”. Винс нахмурил брови и вдруг затих. Я не думаю, что он вообще понимал, где он находится — и это в то время, когда, как предполагалось, он всё ещё находился на испытательном сроке.
Позднее той же ночью мы отправились в «Лексингтон Куин» («Lexington Queen» — знаменитый ночной клуб в Роппонги), где даже тихий Мик вышел из-под контроля, бегая повсюду со спущенными до колен штанами и маской Годзиллы на лице, топая по стёклам и пытаясь извергнуть огонь из собственной задницы. Винс вернулся в гостиницу с подругой какого-то «Якудза»-парня, а я слонялся по округе, завязывая кулачные бои: первый из которых с Томми (он до сих пор настаивает на том, что я дал ему по зубам, хотя он был настолько пьян, что упал прежде, чем я смог его ударить) и последний с американским туристом, чья голова в итоге повстречалась с железным прутом. Следующим утром я проснулся и вдруг осознал, что накануне я был так занят драками и освобождением из тюрьмы, что совершенно забыл отметить свой день рождения. Винс проснулся следующим утром на полу своего номера голый и без своего дорогого «Ролекса». Это была месть «Якудзы».
После трех выступлений в «Будокане» («Budokan» — спортивная арена в центральном Токио), мы, как предполагалось, должны были отправиться домой на Рождество перед началом нашего европейского тура. Томми не мог дождаться, чтобы встретить первое Рождество в своём многомиллионном особняке вместе с Хизер. Мик и Эми были в восторге оттого, что смогут, наконец, начать нормальные отношения дома. Винс постоянно рассказывал о том, как он трахает Шариз (Sharise), рестлершу из «Тропиканы» («Tropicana»), с которой он начал встречаться. А я… у меня не было никого. Никакой тёлки, никакой семьи и никаких друзей, кроме торговцев наркотиками. Поэтому, какой мне был смысл ехать домой, чтобы провести Рождество, ширяясь в одиночестве?
Я объявил всем, что отправляюсь в свой сольный тур. Не музыкальный тур, а тур по наркотикам и проституткам. Я собирался поехать в Гонконг, Малайзию, Пекин (Kong, Malaysia, Beijing), а затем закончить грёбаным траханьем в Бангкоке (Bangkok) (здесь имеет место игра слов — bang in Bangkok). Я сказал Доку отправить мой чемодан обратно в Лос-Анджелес. Всё, что мне требовалось, было: пара черных кожаных штанов, футболка и мой бумажник. Если мне нужно было сменить одежду, я мог просто купить её, поносить, а затем выбросить в мусор, и я так и делал. К чёрту всё. Мне вообще ничего не было нужно.
“Я ни за что не соглашусь на это”, сказал Док.