– Не вешай ярлыки, у нас бывает и жара. А сейчас просто август, дожди зарядили. Местные даже внимания не обращают, – ответил Цвет на противоположной стороне стола.
Он хрустел листьями салата и смотрел на пробегающих мимо официантов: все знакомые – всем надо помахать рукой.
На стенах – картины с мифическими существами, многорукими людьми, лотосами – это было кафе «О, Рама! О, Рама!». Названное в честь последних слов Махатмы Ганди, оно позиционировало себя как место для духовных встреч в обстановке чарующей мудрости и многогранности Индии. По вечерам проводились выступления друзей «О, Рама!», коих за годы стало столько, что ими можно было занять каждый день в году – и занимали.
– Маша! Маша! – окликнул Цвет пробегающую мимо девушку.
В «О, Рама!» было три зала, располагающихся друг за другом, и люди постоянно ходили из одного в другой. Первый зал с лампочками был самым большим, вмещал около десятка столиков, несколько полок с книгами о путешествиях и духовных практиках, на одной из стен висел экран для проектора, лежала аппаратура для выступлений. Каждый гость этого кафе входил с улицы сразу в этот зал, снимал шапку и смотрел в сторону экрана: началось выступление или нет? Тут же располагался небольшой коридорчик, ведущий к туалету (месту притяжения в любом общепите), поэтому по первому залу постоянно сновали люди.
Девушка по инерции скрылась в проходе во второй зал, но сразу же выглянула оттуда, увидела Антона и крикнула ему:
– Сейчас буду!
И скрылась снова.
– Бурная деятельность, – пояснил Цвет. – Это Маша Кравец была, начинающий музыкант. И надеюсь, что сегодня еще будет.
Второй зал был меньше ровно в два раза и напоминал известняковую пещеру с белыми стенами, украшенными цветными картинами. Здесь же была стойка, за которой готовились напитки и проводился расчет – место пребывания всех официантов. За стойкой нараспашку раскрытая дверь беспрерывно пропускала работников на кухню и в обратном направлении.
В кафе зашел молодой человек в серой длинной куртке и бардовой шапке. Он осмотрелся по сторонам, поблёскивая своими квадратными очками, и уверенно пошел к столику друзей.
– День добрый, Антон, – сказал он, стянув шапку и засовывая ее в карман.
– Привет, Дань. Знакомься, это мой друг, поэт Николай Зарёв. Коля, это писатель Даниил Берк.
Зарёв встал, пожал руку новому знакомому:
– Вообще-то начинающий поэт.
– Мы тут все начинающие, – серьезно ответил Даниил, – Так что обойдемся без этого.
Как выяснилось, Берк работал администратором в какой-то компании, занимающейся программами для компьютеров, и в свободное время писал фантастику, публиковался в небольших жанровых журналах. И каждое лето он становится заядлым путешественником, и именно в рассказах про увиденные им места его серьезность и практичность отступали, открывая дорогу красоте.
– Над индийскими лесами стоят облака, зацепившись за верхушки деревьев… Великие каменные долины, переходящие в безжизненные равнины-степи. Петербург напоминает мне Индию и её природу. Там есть деревья выше любых туманов. То, что создано в этой стране людьми, меркнет перед величием природы.
– А как же сами люди? Они тебя не потрясли? – спросил Николай
– Самый великий человек – Ганди! – вклинился Цвет.
– Самого великого святого никогда не назовут таковым. А так люди – это, на самом деле, отдельная тема. Очень большие между нами культуральные различия и совершенно разные истории у наших стран. Они свою главную войну закончили, сбросив англичан. А мы вот каждое десятилетие что-нибудь да выкидываем.
В этот момент Берку принесли лепешку, и он с удовольствием принялся за нее. Антон начал рассказывать про последние концерты своей группы, прошедшие в подобных уютных местах, но тут его прервала наконец вернувшаяся Маша, сразив всех наповал: одетая как восточная танцовщица в фиолетовый воздушный чоли с нашитыми золотыми звездами, в юбке цвета того же пурпурного ночного неба, звеня монетами, окаймляющими подол юбки и рукавов, медленно приближаясь к ним в воздушном танце, извиваясь и маня своим обнаженным плоским животиком. Не дойдя до них несколько шагов, она засмеялась и бросила танец. У нее был самый звонкий и заразительный смех. Особую комичность добавляли ее небольшие, но выпуклые щечки, которые придавали ее лицу особое очарование. Под овации столика она поклонилась и подсела к друзьям.
– Сегодня выступают здесь. О, привет, я Маша! – радостно сказала она и протянула через весь стол ручку Зарёву.
– Коля, – обхватил ее пальцы рукой поэт.