Я не смеялся. Я знал, что, несмотря на дурачество, он звал определенного человека. Не знаю, отважится ли он когда-нибудь позвать её по имени. Вновь.
Все затихли. Он опустил голову. Поник плечами.
– Оооооо, – завыло одно из знакомых лиц и вскочило из-за стола. – Говоришь, она тигрица?
– Да, неукротима и сильна.
– Говоришь, она как птица?
– Легка, невесома, летит по небу моих наслаждений.
– Говоришь, что в постели… рычит?
– Есть и такие грехи за нами!
Смех.
– Говоришь, высока и стройна?
– Как строительный кран в лесу лилипутов!
– Говоришь, она может роль сыграть даже лучше тебя?
– Естественно, я ведь херовый актер!
Смех и аплодисменты.
– Дружище, ты опоздал на целый час, но славный Перун сказал своё слово: судьба благосклонна! Хэй, детка, тут пришёл твой любимый придурок, что бредит любовью к тебе!
– Дорогой, я здесь! – закричал Гумбольт с распростёртыми объятиями.
Мой товарищ застыл, смотря на «любимую» с щетиной и тучным телосложением.
– Да к чёрту! – сказал он и быстро побежал к выходу.
«Любимая» стремительно побежала следом, крича:
– Хэй! Дорогой, куда? Куда? Даруй любовь, о странник страстный!…
Весь бар хохочет до слез и аплодирует. Импровизированный спектакль удался. Через две минуты главным актерам бармен щедро нальет по бокалу холодненького. Гумбольт откажется.
Здесь было много интересных людей. Например, вон там сидел известный актер. Вы его знаете, в последнее время он уже не так часто появляется на экранах, как прежде. Если его спросить, что он здесь делает, то он ответит, смотря на вас глазами, полными безнадежности:
– Пью.
Тяжелый взгляд, сдавшийся человек. Больше вам не захочется с ним говорить. Рядом с ним и пиво горчит. За тот стол садились отчаявшиеся люди.
Еще в баре сидела влюбленная парочка творческих людей, которая вела себя, будто бы у них не было чувств. Какая ирония.
– Всё будет хорошо, у тебя всё получится. Тем более ты красивая девушка. Ты пройдешь вверх, не переживай. Но не дай себя продать. Пожалуйста.
Девушка с милым лицом и острым носиком улыбнулась:
– Не дам.
Они смотрели друг на друга так, что в их глазах отражались звезды их душ. Они были связаны между собой.
– У тебя всё получится. Ты отличный музыкант, я многому у тебя научилась. Не переживай, – добавила она.
– Да таких, как я, много, можно найти замену. Ладно, я постараюсь.
– Правда?
– Правда.
Сидел художник популярных комиксов и жаловался своему другу:
– Я задолбался делать раскадровки.
– А чё такое?
– Да тупые они. Заказчик у нас именитый какой-то, поэтому эта идея до сих пор жива. Комиксы про мышей, собак, котов, да еще и скоро введем туда людей. Натуральный цирк. Бред, – он затянулся и бодро кивнул головой, меняя тему. – Вчера Хлебникова читал. Знаешь, мне показалось, что похоже на Уитмена. Чем-то. Что? Не знаешь, кто такой Уолт Уитмен? Эх, чувак, зайди в секонд-хенд на Ковенском в подвальчике, попроси там его сборник и почитай. Нынче его не достать в книжных. «О, капитан! Мой капитан! Рейс трудный завершен…» Классика.
Был человек, который знал много знаменитых людей. Сессионный музыкант, что-то вроде того. Его весь вечер спрашивали:
– А ты знал того-то? А этого? И как он? А вот этого?
Я спросил его только об одном:
– А ты знал Зарёва?
Он кивнул своей необычайно большой головой:
– Да, знал.
Тут в разговор вмешался мой товарищ:
– Да кто ж его не знал… Сирень мне все уши прожужжала этим. Она была одной из его окружения.
– А, та самая Сирень? Необычайная женщина! Но я помню её десять лет назад, – с блеском в глазах сказал музыкант. – Прекрасная девушка. И жесткая. Всегда любил девушек, которые знают то, чего хотят, и идут к этому. Как она сейчас? Надеюсь, годы пошли ей только на пользу?
Мой товарищ волком посмотрел на него, а потом молча продолжил пить пиво. Я покачал головой. Музыкант всё понял и вернулся к своей кружке.
Сидел подвыпивший средний режиссер и говорил с подвыпившим средним драматургом:
– Я не буду пичкать их ложью, как бы притягательна она не была. Они сами всё это знают. Просто не хотят вспоминать об этом. Это слишком больно, чтобы помнить об этом и жить. Не все смогут не врать себе.
– Правильно! Правильно! Вот мои герои в конце внезапно не вскочат и не побегут радостные и голые в закат, одетые только в собственные мечты. Такого не будет. Мы живем, а потом умираем. И так будет с каждым. Я не буду им говорить, что после ЭТОГО есть что-то еще. Брехня! Я скажу только: делайте, что хотите. Вам с этим жить, с тем, что вы сделали. И умирать тоже. Как бы вы потом сильно ни пожалели. Или руки на себя не наложили. Каждый из нас такой же человек, как и вы. Нам всем очень больно жить ЗДЕСЬ. Но мы есть, понимаешь?