Несмотря на горе, снедавшее отца Сергия и его старушку-мать Ану после гибели Драгана, их приемного сына и внука, они искренне радовались гостям, окружив их теплом и заботой. Впервые за много лет Тияна почувствовала себя в полной безопасности.
И она больше не была несчастной.
*****
Однажды отец Сергий поведал свою историю. Это произошло спустя девять дней после похорон Драгана. Они вчетвером – Тияна, Ник, отец Сергий и матушка Ана – отправились на кладбище, чтобы помянуть усопшего. Оттуда они прошли к могиле Йованы, положили помин на укрытый траурными венками свежий холм и долго стояли в молчании. Никому не хотелось говорить, но, судя по всему, в этот момент все думали о ней. И наконец отец Сергий заговорил:
– Долгие годы я носил в себе страшную тайну, не знал, как с этим жить. Имел ли я право вмешаться? Но вдруг от этого стало бы только хуже? Меня распирало от вопросов! Я ушел в монахи и молился днями и ночами, надеясь, что Бог мне подскажет…
«Точно так же, как отец Стефан», – подумала Тияна, но не проронила ни слова.
Никто не перебивал отца Сергия, никто не задавал ему вопросов, хотя поначалу было непонятно, о чем идет речь. Он говорил и говорил, слова лились из него непрерывным потоком, и, пожалуй, отвлечь его в этот момент могло только по-настоящему грандиозное событие вроде конца света.
– А начиналось все как в сказке. – Взгляд отца Сергия затуманился от воспоминаний. – Я не мог поверить своему счастью, когда понял, что Йована обратила на меня внимание, что я ей небезразличен. Она была очень красива, хотя в поселке болтали, что лет ей уже немало… Самое удивительное, никто не знал ее точного возраста. Все называли разные цифры, кто во что горазд: и сорок, и пятьдесят… Как-то прозвучало даже совсем фантастическое предположение, будто бы Йоване давно перевалило за сотню. Ну а выглядела она на двадцать с крошечным хвостиком. Я-то ведь не из местных, приехал сюда, чтобы строить курорт, по специальности я архитектор… Да, но не о том я хочу рассказать. Позже, уже перед свадьбой, Йована показала мне свои документы, и оказалось, что ей двадцать восемь. Когда однажды я вновь услышал, как ее за глаза называют столетней ведьмой, и сообщил этим сплетникам ее возраст по паспорту, они подняли меня на смех! Люди знали о ней больше, чем я. Но любовь и радужные перспективы меня ослепили, и я никому не верил. Да и строительство грязелечебницы целиком меня захватило, поэтому я не замечал странностей за Йованой, которых было немало, и одна из них должна была насторожить меня еще в самом начале, когда Йована стала настаивать на том, чтобы выстроить главный корпус на руинах древней крепости. Я искренне не понимал, зачем ей это нужно, считал, что перед закладкой фундамента необходимо убрать все остатки старого строительства, ну, либо выбрать другое место. Но Йована твердо стояла на своем: здание, в котором будет располагаться ее резиденция, обязательно должно быть построено вокруг этой башни, чтобы руины остались нетронутыми. Пришлось соорудить высокий цоколь, а для холла подобрать дизайн под средневековье, чтобы он сочетался со старой кладкой. Получилось очень даже недурно, и Йована осталась довольна. Строительство длилось восемь лет, а после его завершения Йована сообщила мне, что я скоро стану отцом. – Отец Сергий грустно улыбнулся, и глубокие морщинки-лучики разбежались из уголков глаз по всему лицу. – Мы перебрались из Мирана в грязелечебницу и поселились в главном корпусе, в трехкомнатном номере, где было все необходимое для жизни. Там и появились на свет наши близнецы – мальчик Борислав и девочка Тияна.
Отец Сергий замолчал на мгновение, по всей видимости, собираясь с духом, а когда вновь заговорил, его речь звучала более скованно, и голос казался чужим:
– Я был на седьмом небе от счастья, но продлилось оно всего месяц. И все это время я не спускал сына с рук, потому что Йована по непонятной причине относилась к нему прохладно, будто не замечала второго ребенка. Всю свою любовь, без остатка, она дарила дочке, и мне приходилось напоминать ей, что сына тоже надо кормить. Это была еще одна странность, которую я подметил за Йованой, но большого значения этому не придал. Потом были и другие странности. Проснувшись однажды ночью, я услышал голос Йованы, доносившийся из детской. Вначале я решил, что она воркует с ребенком, но, прислушавшись, понял, что она с кем-то разговаривает, притом жалостливо так бормочет, будто просит о чем-то. Это было похоже на молитву. Мне стало любопытно, и я заглянул в приоткрытую дверь. Йована стояла в углу комнаты лицом к стене и держала в руках ребенка. По голубому цвету пеленок я понял, что это сын, а дочь мы всегда пеленали в розовые. Отчего-то Йована очень нервничала, если я, пеленая детей, путал цвета, и заставляла пеленать заново. Дверь скрипнула, и Йована обернулась. На миг мне показалось, что у нее дыры вместо глаз, а лицо покрыто черными трещинами. Я моргнул, и ее лицо стало прежним, но очень злым. Такой злой я никогда раньше ее не видел. Она прошипела, чтобы я не мешал ей, а дверь передо мной сама по себе захлопнулась. Конечно, это мог быть сквозняк, но в тот момент мне почудилось, что в детской кроме Йованы и детей было еще что-то невидимое глазу, что-то жуткое, потустороннее. Наутро мои ночные страхи показались мне смешными, как, впрочем, обычно и бывает с ночными страхами. А следующей ночью меня разбудил протяжный вой, похожий на вой крупного животного, доносившийся будто бы прямо из стены. Стена дрожала, когда я прислонился к ней, чтобы прислушаться. Йована предположила, что звук издают трубы, которые, возможно, неправильно смонтированы, и я успокоился, а зря. Потому что спустя несколько дней наша дочь погибла.