Я встаю со стула и наклоняюсь над ней, держа одну руку в ее волосах, а другую на ее скуле, открываю рот и поглаживаю ее язычок своим. Плотно прижимаю ее к себе, именно так, как она хочет. Большим пальцем я провожу по ее горлу, не сильно, а так, чтобы она понимала, кому принадлежит.
Руки Харлоу ложатся на мои бедра, и она стоит, всем телом прижимаясь ко мне. Моя кожа горит в тех местах, где ее она кончиками пальцев прикасается ко мне и ногтями царапает кожу у пояса моих штанов. У меня ощущение, что вся кровь покинула мозг и волной резко прилила вниз, а каждая мысль была только о Харлоу: где я могу ее коснуться, попробовать, и, если она не будет против, я бы нагнул ее над столом и оттрахал так, чтобы мы лишились сознания.
Но я не могу. Хотя знаю, что вскоре буду сам себя за это ненавидеть, когда буду дрочить в одиночестве и представлять, каким мог бы быть этот секс. Я отхожу на шаг и пытаюсь не обращать внимания, какие чувства она во мне вызывает, и что все еще чувствую ее прижимающееся ко мне тело, хотя мы уже стоим в нескольких дюймах друг т друга.
— Ты все еще на вкус, как корица, — тяжело дыша, говорит она.
— А ты превосходна на вкус, — знаю, я искушаю судьбу, но немного наклоняюсь к ней, перемежая свои слова маленькими поцелуями в уголках ее рта и на подбородке.
— Мне казалось, мы этим больше не занимаемся? — это прозвучало как вопрос, но только потому, что она так же, как и я, смущена тем, какого хера мы сейчас тут делаем.
— А мы и не занимаемся, — подтверждаю я коротким кивком.
— Тогда почему ты целуешь меня?
— Приходится, — говорю я, целуя кончик ее носа. — Это единственный способ, чтобы ты перестала говорить о моих братьях как о донорах. Знаешь, это обидно, — улыбаюсь я.
Она хохочет, подходит ближе и кладет голову мне на плечо.
— Хорошо, горячих братьев Финна больше не обсуждаем. Обещаю.
Мы стоим так некоторое время — ее губы на моем голом плече, мое лицо в ее волосах — после чего Харлоу будто опомнилась. Она отстраняется, и мне сразу же ее не хватает. Мои руки опускаются вдоль тела, а она поворачивается к столу и начинает убирать наши тарелки.
— Значит, мы опять вернулись к началу.
Я убираю руки в карманы и стою, покачиваясь на пятках.
— Похоже на то.
Харлоу убирает весь оставшийся беспорядок и достает свои ключи.
— Не переживай, Финниган. Я гений, и сдаваться не собираюсь.
— Харлоу, я не хочу, чтобы ты…
— Финн, ты опять начинаешь? — ласково говорит она. — Заткнись, перестань упрямиться и позволь другому снять этот груз с твоих плеч хотя бы на пару часов, договорились?
Я не знаю, как реагировать, поэтому молча стою, когда она поднимается на носочки и целует меня в щеку.
— Договорились.
Я привык считать отца самым упорным из всех, кого знал. Когда мне было восемь, он был на ногах всего спустя час после операции на спине, ему вправляли межпозвоночные диски. Когда мне было девять, он провел зиму, рыбача возле берегов Аляски, и чуть не отморозил себе три пальца, они тогда застряли между двумя огромными ловушками крабов. И уже в следующем году он отправился туда снова. Когда умерла мама, папа погрузился в работу, иногда проводя по восемнадцать часов на судне. А в то лето, когда мне исполнилось девятнадцать, у него случился сердечный приступ, и доктора настаивали держаться подальше от лодки, он все равно появился сразу после выписки из больницы, только чтобы проверить, все ли мы делаем правильно.
Но боюсь, до Харлоу Вега ему далеко.
Спустя два дня после булочек с корицей и услышанных из уст Харлоу слов «брызги члена» — я не был уверен, что был когда-либо настолько бесстрашен — мой телефон завибрировал на тумбочке. До восхода несколько часов, в комнате для гостей в доме Оливера еще совсем темно. Я тянусь к телефону, опрокинув бутылку с водой и, кажется, что-то еще, и смотрю на экран сонными глазами. Вдруг дома что-то случилось с отцом? Колтоном или Леви? А может, с лодкой?
«Наряжайся. Заеду за тобой через полчаса. Харлоу»
Посмотрев на часы, я понимаю, что еще нет и 5 утра, и я уже почти готов написать ей ответ с подробным описанием, куда именно она может засунуть свои полчаса. Я хочу поспать. Мне нужно поговорить с Колтоном и Леви. И нужно решить, какого хера я делаю со своей жизнью.
Я бросаю телефон на кровать и, не моргая, смотрю в потолок. Сердце бешено стучит, и я кладу руку на грудную клетку, чувствуя быстрый ритм под своей ладонью. Желудок кажется полным и легким одновременно, и я уже было подумывал, чтобы отключить телефон и поспать следующие чудесные три часа, обманывая самого себя, будто всерьез мог это сделать.