– И что это на тебе сегодня?
Я оборачиваюсь и вижу стоящую у входа в бар Настю с усмешкой на лице. Она наклонила голову, её взгляд слегка встревожен, и то, как она меня разглядывает, вызывает мурашки на моих руках. Тася и Лера проскользнули мимо неё и вошли внутрь.
Я следую за её взглядом и смотрю на свою грудь. На мне синий шелковый топ на лямках с разноцветными вышитыми вручную птицами и узкие потертые джинсы. Я потратила почти час на сборы, в чем не признаюсь даже под пытками.
– Простите, но это великолепная кофточка.
– Она вся в птичках.
– Ой, не тебе читать мне лекции о моде. Сама-то вечно носишь одну и ту же старую бейсболку и пару футболок, – говорю я, пока иду за ней в бар к нашему столику в конце зала.
– По крайней мере, на них нет птичек, – она указывает на столик, протягивает мне стакан воды, а себе берет пиво. Она тут давно и сидит за нашим столиком? Моя внутренняя девочка-припевочка визжит от восторга. – И вообще, ты могла бы и заметить, что я сегодня не в футболке.
Да, сегодня не в ней. В собственном воображении я уже танцую грязные извращенные танцы вокруг этой женщины, но в реальности спокойно её разглядываю. Сегодня на ней отглаженные черные брюки и белоснежная рубашка с мелким серым рисунком.
– Ну как, одобряешь? – тихо спрашивает она, вроде дразня, а может, и нет.
– Пожалуйста, не могли бы мы сфокусироваться на более интересной теме? – прошу я. – Например, в связи с чем это ты так разоделась?
Она смотрит мне через плечо, где всего в полутора метрах стоят Лера и Оля.
– Не сегодня.
– Но как все прошло?
Она подносит пиво к губам и предупреждающе смотрит на меня.
– Ничего? – возмущенно шепчу я. – Совсем ничего не расскажешь?
– Нет.
Хотела бы я, чтобы мой драматический приемчик под названием «не подходи и не трогай, я надулась» сработает с Настей, но я знаю, что так не будет. И мне все еще нравится, как она смотрит на меня. Однако… сейчас она смотрит не на мою блузку, а на волосы.
– Что? – спрашиваю я.
– Сегодня у тебя волосы особенно рыжие.
– Я нанесла немного временного тоника, – я поворачиваюсь к свету, чтобы она получше рассмотрела. – Тебе нравится?
– По-моему, ты не все смыла, на лбу осталось.
Расстроившись, я опускаю палец в воду и начинаю оттирать там, где она указала.
– Боже правый, Анастасия Ипатко, ума не приложу, как тебе удалось встречаться с Мариной больше недели, – я не обращаю внимания на её удивленный взгляд и продолжаю: – Ты должна была сказать, что я прекрасно выгляжу, и сделать вид, что прикасаешься к моему красивому лицу, в тот момент убирая все, что заметила.
– Ничего я не должна, – она хмуро улыбается. Откинувшись на диван, Настя говорит: – Я просто подруга, которая любит указывать на все твои нелепости. Ты покрасила волосы, Полина? Серьезно?
– Иногда девушке надо кое-что в себе улучшить, довольна?
Её выражение становится нейтральным, и она отворачивается, глядя на маленький танцпол.
– Тебе не надо. Ты прекрасна даже по утрам, – я задерживаю дыхание. Я точно знаю, про какое утро она говорит: когда мы проснулись вместе. Обнявшись, и в моей постели. Я до сих пор помню, какой она была теплой.
– Тогда я удивлена, почему ты не прокомментировала след от подушки на лице или запах изо рта.
– У тебя и правда были следы от подушки, и волосы в полном беспорядке, – понизив голос, она добавляет: – Но ты была идеальна.
Я слишком ошеломлена, чтобы говорить, и поэтому просто продолжаю пытаться сглотнуть комок в горле; кажется, что сердце увеличилось в груди раз в десять.
Она кашлянула, заметив, что я долго молчу, и решает сменить тему.
– Кто тебе рассказал про Марину?
Я отпиваю воды и наконец отвечаю:
– Лера, но она ни в чем не виновата. Я все выпытала.
Настя кивает, делая еще один глоток пива. Кайл включил музыку погромче, но даже сейчас кажется, что мы находимся в своем маленьком мирке, хотя наши подруги сидят всего в метре от нас.
– Я узнала только ее имя и что она была тихоней, – признаюсь я. – Ты расскажешь о ней?
– А с чего это тебе вдруг стало интересно?
– Наверное, по той же причине, по которой ты спрашивала, облизывала ли меня Ксения Реутова.
Она поднимает на меня взгляд.
– Что ты хочешь знать?
– Она все еще живет рядом с тобой?
Она кивает.
– Мы вместе учились в старших классах и начали встречаться спустя пару месяцев после окончания. Ее семья владеет местной пекарней.
– Вы были влюблены друг в друга?
Настя пожимает плечами.
– Тогда я была совсем другой. Как только мы сошлись, я бросила универ и начала рыбачить с семьей, – вспомнив мой вопрос, она добавляет: – Да, я любила ее.
– И до сих пор любишь?
– Не-а. Хотя она, конечно, милая девушка.
Я понимаю, что спрошу, не зависимо от того, хочу ли знать ответ или нет.
– Милая девушка, с которой ты до сих пор спи…
– Нет, – спокойно перебивает она. Её взгляд возвращается ко мне, и она медленно осматривает мое лицо. – Мы с Мариной расстались пять лет назад, сейчас она замужем, с ребенком, – и, к моему удивлению, она бормочет: – Дома у меня никого нет, Полин, уверяю тебя.
Снова сглотнув, я киваю.
– И если ты помнишь, – продолжает она уже более сильным голосом, – именно ты переспала с другой телкой за день до того, как снова была со мной.
Черт.
– Ты хоть представляешь, как это меня бесит? – спрашивает она.
Если честно, даже боюсь представить. Она рассталась с Мариной пять лет назад, и кажется, мне хочется расцарапать ей лицо. Это просто нелепо. Я – нелепая.
– Я знаю, что между нами ничего нет, и мы просто друзья, – говорит она. – Но не потому что секс не был действительно хорош, Полина. До тебя в Вегасе прошло два года. И до тебя у меня было всего четыре женщины и никаких серьезных отношений, так что все это сейчас странно для меня. Я могу тебе обо всем рассказать, идет? Когда я знаю, каково это – отчаянно хотеть знать каждую мелочь, я готова все тебе рассказать. Только спроси меня, а не моих друзей. Мне хочется, чтобы мы все выяснили между собой.
Что это за безумная буря эмоций? Я на грани обморока, чувствую облегчение, вину, и потребность поцеловать её идеальный рот.
Я пожимаю плечами и говорю:
– Мне не хотелось, чтобы ты знала, что мне это интересно.
Настя смеется, подносит пиво к губам и говорит:
– Социопатка, – и делает большой глоток.
– И скольких ты связывала?
Она сглатывает и смотрит мне в глаза. Я замечаю, что после моего вопроса у неё на шее участился пульс. Я вижу, как он бьется. Её голос выходит более хриплым, нежели обычно, когда она признается:
– Всех.
Моя кровь превращается в ртуть, бурлящую и ядовитую.
– Всех?
– Да, Полин. Я… Мне это нравится, – она опускает голову и потирает заднюю часть шеи, глядя на меня сквозь ресницы. – И я уверена, многие на это соглашались, только чтобы быть со мной, а не потому что им самим нравилось.
– А кому-нибудь из них все же нравилось?
Она кивает.
– Может быть, моей первой.
– А как ее звали? – ничего не могу поделать. Вопросы так и сыплются из меня, до того как я соображаю, о чем спрашиваю.
Она немного отходит от стола, и я следую за ней.
– Эвелина.
– Но ты не уверена, что она это любила? – это так странно: сидеть с друзьями в баре у Фреда и вести с Настей наш самый интимный разговор.
– Честно говоря, – тихо начинает она, – я не знаю. Вернее, думаю, что нравилось, только мне бы хотелось знать, как она воспринимает эти ночи сейчас. Она переехала после окончания, но мы были вместе чуть больше года до этого, – она отворачивается. – Единственным местом, где мы могли уединиться, была старая весельная лодка отца на пристани. Мы тогда украли пиво у ее отца. Я просто баловалась с ней, с веревкой, и это было… – она молчит, но потом просто говорит: – М-да.