Но все мысли о них тут же испарились, когда я повернулась и увидела нагнувшуюся над раковиной Полину и ее идеальную попку в обтягивающих штанишках для йоги.
Не обращая внимания на то, как я пялилась, она выпрямилась и начала шарить по шкафам.
– А где тарелки?
Я пересекаю комнату и встаю прямо позади ее, тянусь к дверце над ее головой и достаю желтые тарелки. Полина сначала замирает, схватившись руками за край столешницы, и лишь потом расслабляется, откинувшись на мою грудь.
– Вот, держи, – говорю я, наклоняясь, чтобы голос прозвучал прямо у нее в волосах.
Она так вкусно пахнет, ее попка прижата к моим бедрам, и мне срочно нужно отступить на шаг, прежде чем я возбужусь как семнадцатилетняя девочка. Я отодвигаюсь и сажусь у маленького кухонного островка, поставив свои босые ступни на планку барного стула.
Ей потребовалась минутка, чтобы прийти в себя, я усмехнулась, когда она неуклюже поставила тарелки и открыла пакет.
– Ты выглядишь запыхавшейся, Печенька.
Она поднимает голову, готовая убить одним взглядом.
– А по какому вопросу у нас мозговой штурм? – интересуюсь я, катая апельсин по прилавку. В желудке урчит от голода, когда я вижу, как она заглядывает в пакет и достает оттуда самую большую в мире липкую глазированную булочку с корицей.
– Твоя ситуация, – громким шепотом говорит она и шлепает меня по руке, когда я попыталась макнуть палец в глазурь.
– Моя ситуация?
– Красотка и Три Красавчика Тихоокеанского Побережья. Соображай быстрее, Анастасия.
Я закатываю глаза.
– Ты же знаешь, что это не так будет называться.
– Только потому, что ты не интересовалась моими идеями.
– Поскольку я безумно рада, что ты принесла мне поесть, не могли бы мы обсудить эту тему попозже? Ну, знаешь, когда солнце встанет.
– А солнце уже встало.
– Едва ли.
Игнорируя меня, Полина ставит передо мной кофе и булочку с корицей.
– Мне лучше думается, когда я бегаю, – говорит она и открывает свой кофе. – И у меня миллион идей.
Я наклоняюсь вперед и откусываю от теплой липкой выпечки, и – богом клянусь – мне показалось, что у меня закатились глаза.
– Охуеть, это самое вкусное из всего, что я когда-либо пробовала, – не раздумывая, я встаю, обхожу стол, кладу ладони на ее лицо и целую.
Это должно было тут же закончиться. Простой дружеский чмок в благодарность. Но удивленный вздох Полины быстро превратился в мягкий стон, а ее ладони легли на мой голый живот. По венам растеклось тепло, и я почувствовала каждую точку, где соприкасаются наши тела: ее груди прижаты к моим, руки на моей коже, а губы движутся в такт с моими.
Я отступаю назад, прерывисто дыша, а Полина покашливает.
– Ты на вкус, как корица, – облизывая губы, бормочет она.
– И вам тоже доброго утра.
Мы резко поворачиваем головы в ту сторону, где, скрестив руки на груди и прислонившись к дверному косяку, стоит Лера. Она почесывает щеку и смотрит чертовски глумливым взглядом.
Я роняю руки по швам и отхожу назад.
– Просто благодарю Полину за завтрак.
– Я оскорблена, Настя. В прошлый раз я готовила ужин и не заслужила хотя бы шлепок по заднице. А тут такое.
– Ха, ну да, – возвращаясь на свое место, говорю я.
Лера потянулась за едой, и Полина предложила ей кофе и полупустой пакетик.
– Хочу сначала извиниться за выходку, но не одна женщина не смогла бы устоять, – говорит она и кивает мне. – Но спасибо, зверушка, – она наклоняется и целует Полину в щеку.
– Там еще один для Оли, – говорит она, и не знаю, как, но наблюдая за этими двумя, я потихоньку начинаю понимать, что хотела бы так проводить каждое утро. – Передай ей, что я ожидаю от неё приватный танец в баре у Фреда.
Я застонала, а Лера рассмеялась.
– Обязательно передам. Детки, ведите себя хорошо.
Мы обе наблюдаем, как Лера уходит с кухни и сидим в тишине, ожидая, когда за ней закроется входная дверь, после чего слышим звук её отъезжающего Ниссана.
Полина переносит тарелку и кофе на стол и садится рядом со мной, переплетя свои ноги с моими.
– Кстати, выглядишь дерьмово, – заявляет она и смотрит на мой рот, будто хочет облизать его.
– Да ты не лучше, – я смотрю на ее идеальные сиськи, такие красивые и трахабельные в этом спортивном лифчике. – Мне даже стыдно за тебя.
Она наклоняет голову, показывая свою загорелую длинную шею.
– Что, так плохо?
– Просто отвратительно, – я протягиваю руку и вытираю маленькое пятнышко глазури с ее нижней губы.
Она следит взглядом, как я кладу палец в рот, слизывая глазурь, и мне приходится отвернуться, чтобы немного собраться. Это не похоже на то, чтобы, оставшись одетыми, мы продолжали чисто платонические отношения. Это скорее похоже на то, что она окажется задницей кверху на диване и будет отшлепана и оттрахана в течение всего дня без остановки до самого вечера.
Так странно – находиться рядом с ней, есть в тишине и чувствовать при этом себя… нормально. Это стоит запомнить: секс с Полиной бесподобен, но быть с ней друзьями тоже не такая уж и плохая идея.
– Спасибо за завтрак, – вытирая рот салфеткой, говорю я.
– Без проблем. Как я и сказала, я лучше думаю, когда бегаю, и, к несчастью для моей наполовину латиноамериканской задницы, в конце лучшего бегового маршрута в Ла-Хойе есть пекарня. А сейчас давай вернемся к основной цели моего визита: решению твоей проблемы.
– Я тебе очень признательна, но не хочу, чтобы ты…
– Заткнись. У меня идея.
Очевидно, Полина была полна решимости, поэтому я решаю над ней подшутить. Вместо того чтобы убеждать ее не беспокоиться, ведь я уже многое обдумала, я хватаю сердцевину ее булочки и кидаю в рот.
Она хмуро смотрит на меня.
– Это был самый вкусный кусочек. Ты зло.
– М-м-м, – промычала я.
Она разворачивается на стуле и лицом ко мне.
– Как насчет туристов? Катать людей на лодках.
Я проглатываю и запиваю кусочек остатками кофе.
– Не пойдет.
– Почему?
– Промышленная лодка – это опасное место, Печенька. Падают вещи, повсюду натянуты веревки, люди будут спотыкаться. Я ни за что не позволю толпе придурков бегать по судну.
– Ладно, – говорит она. – А что насчет инвесторов?
– Ты считаешь, я не думала об этом?
– Можно найти людей, которые…
– Люди вкладывают деньги, только чтобы заработать. К сожалению, рыбная ловля – не та сфера, которая моментально окупается, – объясняю я ей. – Государство, изменения климата, болезни – все это влияет, и, как я замечаю, со временем лучше не становится. Я не могу брать кредит, если не уверена, что могу его отдать.
Я чувствую, как вся эта правда тяжелым грузом оседает у меня на плечах. Но другого пути нет. Нам с братьями никогда не познать той жизни, что была у отца и деда. Но мы должны с этим справиться. Умный человек все бы бросил, продал, разделил деньги и зажил бы новой жизнью где-нибудь еще. Но это же наша гребаная история – все, ради чего моя семья работала и жертвовала, чем занимался отец после маминой смерти – и именно это меня и останавливает.
– Верно, – признает она. – Это имеет смысл. Может, попробовать ловить что-то еще?
– Мы уже этим занимаемся. Мы ловим нерку, горбушу и кету, сельдь, палтуса и моллюсков, – рассказываю я и останавливаюсь, видя, как ее лицо осунулось. Я чувствую себя виноватой, ведь она потратила время, размышляя на эту тему, а я просто отмела одну за другой все ее идеи.
Но Полина не была сама собой, если ее можно так легко остановить.
– Ладно, тогда будем искать решение вне лодки.
– Вне лодки, да?
– Ага, давай посмотрим… – она наклоняется вперед, коленями прижавшись к моим, и рукой поглаживает мое бедро. Я все еще без рубашки и, клянусь, даже на расстоянии ощущаю тепло ее тела. И мне интересно: она тоже это чувствует, или только я одна так напряжена, что могу посчитать разделяющее нас расстояние в миллиметрах.