– Когда я увидела тебя в баре, – говорит она и взглядом пробегает от моих губ к шее, – ты подошла и посмотрела на меня так, словно я была выставлена на аукционе, села рядом и заявила: «Я люблю гимлет с текилой». Ты была похожа на медленно растекающуюся по стулу жидкость. Такая охуенно красивая.
– Как нефтяное пятно?
Она провела рукой по своему лицу, улыбаясь моей любимой фирменной улыбкой Насти, с морщинками у глаз.
– Именно. Я уже тогда знала, что никогда от тебя не отмоюсь, – мы обе смеемся, а потом она становится серьезной. – Я еще никогда и ни с кем не чувствовала себя такой настоящей, самой собой, – она наклоняется меня поцеловать. – Сначала я считала, что ты хотела только трахаться, и я думала только об этом. Но я не ожидала, что мы так хорошо друг другу подходим.
– Я тоже, – тихо признаюсь я. – Думала, что ты такая же, как и все, и быстро меня разочаруешь.
– Это тоже не исключено, – говорит она, целуя мои скулы. – Но у меня это может занять чуть больше времени.
То, что она делает, ощущается так приятно: целует мое горло и украдкой приподнимает до бедер подол моего платья.
– Бери столько времени, сколько тебе надо, – бормочу я.
Она говорит и раздевает меня:
– Тебе понравилось смотреть на меня во время вечеринки?
Вот одна, а потом и вторая туфля летит на пол.
– Да. – на самом деле, мне очень понравилось. Было видно, что ей немного некомфортно, но она с таким удовольствием старалась ради меня. Думаю, у нас обеих впереди много подобного. Остается только постараться найти нас объединяющее и жить в этом.
– А дамам, похожим на сестер Кардашьян, ты меня представила как свою девушку? – её руки ныряют под платье, хватают меня за бедра и стягивают вниз мои трусики. Очень, очень медленно.
Я приподнимаю бедра вверх, чтобы она меня коснулась.
– Я этого не говорила, но твои фанатки расстроились, зная, что это правда.
Она меня немного поворачивает, чтобы расстегнуть платье.
– Ты подтвердила, что я уже занята?
– Они и так это знали, – я выгибаюсь, и она стягивает с меня платье. Я лежу полностью обнаженная – и она смотрит на меня, будто я желанный ужин на День Благодарения или королевское украшение, или главный разворот в журнале Playboy – и добавляю: – Это сразу было понятно по твоему взгляду.
Она фыркает, расстегивая свою рубашку.
– По моему взгляду?
– Да.
Она снимает рубашку и снова наклоняется ко мне.
– И какой у меня был взгляд? – её руки напряжены, и футболка едва не лопается на бицепсах и груди. То, как она спереди гладко заправлена в брюки… боже, помоги мне.
Она проводит теплой ладонью по моему животу и останавливается на ребрах.
– Печенька?
– Ш-ш-ш, лохматик, я тут переживаю свой момент с Джонни Кастлом из «Грязных танцев».
– Не поняла, это хорошо или плохо? – спрашивает она, наклоняясь лизнуть мою шею.
– Я несу арбузы.
Она отстраняется, а потом тут же наклоняется ближе проверить мой запах изо рта.
– Ты что, напилась?
– Ради всего святого, женщина, я не пьяная. А ты или раздевайся, или начинай своим чудным ртом ласкать меня между ног.
Настя встает, подает руку, поднимает меня с пола и обнимает за талию.
– Я не собираюсь трахать тебя на полу, – говорит она.
– Тогда зачем ты меня повалила?
– Нетерпеливая. Или, может, неуклюжая.
Я смеюсь. У Насти в теле нет ни одной неуклюжей косточки, но нетерпеливых никак не меньше 206.
Она ведет меня по коридору в спальню, проходя мимо шкафа.
– Ты не будешь меня сегодня связывать? – она качает головой. – Но мне нравится.
Я слышу её тихий смешок.
– Мне тоже нравится. Но я не хочу это делать каждый раз, когда мы вместе.
– Тогда я буду прикасаться к тебе, – угрожая, говорю я.
– В этом и смысл, – она поворачивается и наклоняется поцеловать мою шею, глубоко вдыхая мой запах.
Потянувшись вниз, я вытаскиваю футболку из её брюк.
– Так значит, веревка – это не просто бондаж, это…
– Иногда именно он и есть, – признается она, посасывая мою шею в местечке, где бьется пульс. – Мне нравится, что в таком положении я могу касаться тебя, как хочу. Мы обе знаем, что я люблю контроль.
Мой смешок превращается в стон, когда её рука с плеча опускается на грудь.
– А еще мне нравятся видеть доказательства этого.
Прикусив губу и улыбаясь, я расстегиваю её ремень, затем ширинку и стаскиваю брюки с бедер.
– Какие доказательства?
Она смотрит на мой рот, выступая из своей одежды.
– Мне нравится оставлять отметины. Нравится видеть тебя такой мокрой или видеть, как на утро меняется твоя походка, потому что я хорошенько тебя оттрахала, и ты не можешь нормально ходить. – Настя проводит языком по моему горлу, заставляя меня трепетать. – Помнишь то утро, когда я тебя встретила в Старбаксе? После ночи со мной ты никогда так выглядеть не будешь.
Мое дыхание становится прерывистым, когда она начинает сильнее посасывать мое плечо, оставляя засосы в знак подтверждения.
– Мне нравится видеть, как я действую на тебя, – говорит она. – Ты особенная, потому что я знаю, как сильно ты мне доверяешь, и видеть, какое удовольствие я могу тебе доставить, сводит меня с ума. Веревка – это то, что мне очень, очень… – она отстраняется от шеи и целует в губы, подбородок, щеку, мочку уха и шепчет: – в этом помогает.
– О-о, – господи боже. У меня все болит, кожа покраснела. Клянусь, одно её касание у меня между ног – и я взорвусь. – Такая собственница, – бормочу я, выгибая шею, чтобы дать ей больший доступ.
– Да, – соглашается она. – Именно.
Внимательно изучая меня взглядом, она подводит меня к кровати и ложится сверху. Медленно опускает голову к моей груди, облизывает и втягивает в рот сосок, так что он набухает, покалывает, становится ярко-красным и горит.
– Вот так, – шепчет она и опять сосет, облизывает, сильнее зажимает вершинки губами, пока моя кожа не начинает блестеть от влаги в темной комнате. – Мне нравится, когда они влажные и твердые…
Она снова наклоняется и кусает кожу под соском. Её зубы прижимаются сильнее, и она не отпускает, пока эта сладкая боль не становится единственным, что я сейчас чувствую, смесь давления и превосходного укуса, еще и еще…
– А-а-а, – кричу я, прежде чем кровь приливает обратно, и она проводит языком по отметине и нежно целует.
– Тебе приятно? – мурлычет она у моей кожи.
Я уже почти готова ответить, что нет, но когда боль уходит, я чувствую то, что никогда раньше не испытывала: пульсирующее тепло, смешанное с интенсивным удовольствием. Её маленький укус пробудил во мне ненасытный голод. Мне хочется, чтобы её рот снова был на мне, сосал и кусал еще больше.
– Еще, – только и могу выдавить я.
Глаза Насти победно искрятся от моей реакции – мои руки притягивают её лицо к груди, а спина выгибается над кроватью – и она очень осторожно рисует укусами сложный узор на моей груди. Вокруг сосков и по всей плоти ниже. Сбоку и на гладких ареолах вокруг набухших вершинок.
Она целует все мое тело, скользит по нему языком и посасывает, пока кожа не начинает сиять, а я почти на грани крика. Настя берет мою руку и проводит ею по каждой маленькой отметине.
– Потрогай их, – говорит она, покусывая мое плечо и спускаясь вниз к руке. – Скажи, что ты чувствуешь, когда я ласкаю тебя языком.
Эти крошечные отметины напоминают мне следы от веревки, но они выглядят более интимными. Красные следы заявляют всей комнате, небу и луне, что в этот самый момент я принадлежу ей. Мое тело – её.
Я не хочу, чтобы они исчезали, так же, как и она, ведь она снова возвращается к первой отметине и начинает все по новой.
Я хочу, чтобы она прижималась ко мне всем своим телом, хочу чувствовать её дыхание на груди и сосках, пока она не заставит меня кричать, хочу её влажный и успокаивающий язык на этих чувствительных следах. Я чувствую себя такой открытой, полной всепоглощающего желания, такой горячей и податливой под ней, и готовой притянуть её к себе. Чтобы её длинные пальцы оказались во мне.