Часть ланча, связанная с Полиной, была кошмарной. Она вела записи, конспектируя практически каждое слово, сама задала несколько вопросов, но после нашего маленького представления в начале встречи, она снова старалась не смотреть на меня.
Но это было лучше, чем я ожидала. По правде говоря, я думала, она будет избегать меня все время и не позволит при Сэле решать наши личные вопросы. Но в итоге она не могла не флиртовать со мной, заставляя меня чувствовать уверенность, что я приняла правильное решение заехать к ней в отель после обеда.
Когда открылась дверь ее номера, я решила, что ошиблась дверью, и Тася решила меня разыграть и кинуть. Но потом в этой незнакомой женщине я узнала Полину, она была в огромном банном халате, с полотенцем на голове, а на лице что-то белое и застывшее…
– Ты скупила всю маску в «QUE»? – спрашиваю я.
Она наклоняет голосу, сузив глаза, от чего месиво на ее лице потрескалось.
– Чего ты хочешь, Насть?
Чего я хочу? Ее. Я хочу, чтобы она открыла дверь пошире и впустила меня. Мне хочется развязать ее пояс, снять этот халат и поцеловать ее. Хочу, чтобы мы снова были вместе, и это длилось больше двенадцати часов.
Но сначала…
– Я хочу, чтобы ты смыла маску, а то, кажется, что у тебя лицо сейчас потрескается.
Вздохнув, она захлопывает дверь прямо перед моим лицом.
Коридор кажется мне просто бесконечным, и я задумалась, перед сколькими женщинами тут захлопывали двери. Блять, это очень популярный отель. И мне кажется, перед многими.
Я поднимаю руку и снова стучу.
Она довольно долго не открывает, как будто отошла, после того как закрыла дверь.
Но дверь распахивается, и Полина сразу же идет в ванную.
– Заходи. Садись, куда угодно, только не на кровать. Не смей раздеваться, выглядеть милой и даже не думай трогать мое белье.
Я направляюсь к стулу, едва сдерживая смех.
– Я ее смою, потому что пора, а не потому, что ты так сказала. Если бы она не начала сушить кожу, я бы ее оставила, чтобы сократить твой визит и позлить тебя, сучка, – она уходит в ванную, закрывает дверь, и я слышу шум воды, когда она отправляется в душ.
Матерь божья.
Надеюсь, она меня простит.
Полина возвращается через десять минут, снова одетая в халат, мокрые волосы распущены, а на лице ни грамма маски. Я замираю, мне кажется, что я забыла, как дышать, глотать и моргать. Она выглядит бесподобно.
– Ты трогала мое белье? – подойдя к чемодану, спрашивает она.
С усилием я закрываю рот, вдыхаю, сглатываю и, таким образом, могу говорить:
– Конечно. Еще потерла его о свою потную грудь.
Она фыркает и окидывает меня убийственным взглядом.
– Не заигрывай со мной. Я зла на тебя.
Моя улыбка тут же исчезает.
– Я знаю.
Достав из чемодана щетку, она начинает расчесывать волосы, глядя на меня.
– Знаешь, как тяжело на тебя злиться, когда ты тут сидишь и вот так выглядишь.
– Вот так – это хорошо? – я оглядываю себя: на мне выцветшая футболка, потертые джинсы и любимые старые красные кеды. По мне, так я одета просто, но то, как она на меня смотрит, заставляет чувствовать себя особенной, словно на мне смокинг. И от этого я немного расслабляюсь.
– Тебе так легче? – тихо спрашивает она и добавляет: – Видеть меня в дорогом ресторане или в шикарном номере с маской на лице, нежели на своей лодке?
Я напрягаюсь снова.
– Полина, я злилась на тебя. Поэтому и вела себя, как сука.
– Знаю, и я тебя уже простила. Если кто-то из близких извиняется, мне этого достаточно.
– А я не такая, – сознаюсь я. – Ты уже ушла, когда я тебя простила.
Она втягивает в рот нижнюю губу и начинает ее посасывать, широко раскрыв глаза и выглядя очень ранимой. Она даже не подозревает, что смотрит на меня так, от чего мне хочется вскрыть грудную клетку, и пусть она увидит, как быстро бьется мое сердце.
Я наклоняюсь вперед, осматривая комнату.
– Ты знаешь, та ночь в Вегасе была первой, когда я ночевала в отеле.
Она замирает, задерживая дыхание.
– Даже во время «Разъезжай и Сооружай»?
– Да. Многие так делали, но мы ночевали либо у знакомых, либо в палатках.
– Ого… это …
– Вот такая у меня жизнь. Я проучилась два года в колледже, а все остальное время я жила здесь. И вчера я была настоящей сукой, когда сказала, что ты не вписываешься, ведь это не означало, что я не хочу видеть тебя тут. Это просто означало, что моя жизнь именно такая. Она отличается от твоей.
Она кладет щетку и облокачивается спиной к столу.
– Я не хожу в бар каждый четверг и не покупаю кофе в Старбаксе каждое утро. – продолжаю я. – Не уезжаю в отпуск и не звоню друзьям-продюсерам с просьбой одолжить мне кучу денег на ремонт лодки.
– Похоже, скоро ты сможешь это делать, – отвечает она. – Когда твоя жизнь кардинально изменится.
– Я знаю, – поставив локти на колени, говорю я. – Именно это я и хочу сказать.
– И тебя это пугает?
Я смеюсь, уставившись на ковер.
– Думаю, что не боюсь. Но для меня это неизведанная территория, надо к этому привыкнуть.
– Ты не должна в одиночку проходить через все это. Я знаю, что все испортила, влезая в твои дела с Сэлом, но ты мне доверяешь?
Я поднимаю на нее взгляд и киваю.
– Доверяю, – смягчившись, она смотрит на меня, и я повторяю: – Полностью доверяю.
– Вот и славно. Тогда сейчас я оденусь, и ты меня отведешь в бар для лесорубов.
Мое сердце замирает и снова возвращается к жизни, когда я выпрямляюсь на стуле.
– Мы вот так просто помирились?
Она кивает.
– Да, так просто, – сглотнув, она добавляет: – Я люблю тебя. Нам не нужно начинать все сначала. Я напортачила, ты тоже. Уверена, в будущем у нас еще много разных ссор.
Она вытаскивает из чемодана джинсы, свитер и белье и разворачивается, чтобы пойти в ванную переодеться. Я и сама не заметила, как поднялась и пересекла комнату.
– Не одевайся.
Остановившись на полпути, Полина облокачивается о стену. Я медленно подхожу к ней, и последние несколько шагов тянутся почти вечность. Я вижу, как на ее горле бьется пульс.
– Настя, – она запрокидывает голову, наблюдая за мной, когда я подхожу ближе и останавливаясь буквально в паре дюймов от нее.
– Ты любишь меня? – я протягиваю руку к поясу ее халата.
– Конечно, люблю, идиотка, – она облизывается и снова прикусывает нижнюю губу, потому что она чертовски знает, что от этого я становлюсь мокрой. – Я тебе это уже говорила. Думаешь, это пройдет за несколько дней, как временная татушка?
Смеясь, я наклоняюсь, чтобы отодвинуть полу халата и поцеловать ее ключицу. Она пахнет шампунем и легким ароматом, который я не смогу забыть и через миллион лет: как жимолость и нагретый солнцем камень, как Полина, как моя.
Я развязываю пояс и раскрываю ее халат, застонав от вида ее голой кожи, золотистой и гладкой.
Ее глаза закрываются, и она хрипло стонет, когда я провожу рукой от бедра до груди и обратно, притягивая ее к себе.
– Прости меня, – говорю я, чувствуя тепло её кожи. – Я так рада, что мы не начинаем все заново, но я все равно хочу тебе это сказать. Прости, что я молча уехала из города. Прости, что вчера не поговорила с тобой.
Смеясь, она согласно кивает.
– И ты меня прости.
– Малышка, это были самые жалкие гребанные две недели.
Она замолкает, прижавшись лицом к моей шее. Спустя пару секунд она икает и молча кивает, и я понимаю… она плачет.
Немного отодвинувшись, я беру ее лицо в ладони.
– Эй… Не надо. Я…
– Я думала, между нами все кончено, – говорит она. Я вытираю большими пальцами ее слезы. – На лодке. Решила, ты меня бросила. И я не знала, как смогу это пережить. Я никогда такого не испытывала.