И было ведь, что оставлять. Вчерашний день был абсолютно ужасен - прошлая скучная похоронная процессия. Так тоскливо Николаю ещё не было, да и чувствовал он себя в своей, как казалось, родимой усадьбе, слишком чужеродно. Мать замкнулась в себе и на любые распросы отмахивалась. Сёстры как не жаловали своего брата, так и не жалуют. Прочие слуги и крепостные вовсе никак не реагировали на своего нового барина. И несмотря на переход наследства от отца к сыну, ему вовсе не хотелось управлять такой усадьбой и убогенькой деревушкой в сотню душ.
Потому он лишь оставил прощальную записку в своей комнате, обещая присылать письма из имения, и по-английски покинул усадьбу, прихватив с собой лишь свои вещи и подарок Брунсу - винтовку Веттерли, ведь и мёртвому она больше не пригодится, и служит отличным напоминанием. А старая винтовка как была старинным экспонатом дома, так и осталась.
Эгоистично? Несомненно. Но таков уж характер Николая.
Поездка прошла безмолвно. Пассажиры были столь неинтересны, что разговор заводить с каким-нибудь бродягой или чинушей вовсе не хотелось. Лишь пейзажи Кубани приятно скрашивали времяпрепровождение. В окне часто проносились засаженные поля, фруктовые сады из каких-то восточных сказочек, миловидные речушки. В то же время, их однообразие наводило неопределённую тоску.
Но ожидание стоило того. Поезд остановился у станции городка Хеймдорфа. Сойдя, Николая никто не встречал на перроне. Была лишь пара зевак, ожидавших своего поезда. Ризеншнауцер побрёл один вперёд. На краю городка и находилось имение Одэ. Оно было вторым и последним в руках Крунштайнов, что было заложено уже при отце и его главенстве родом. Сам он не особо распространялся, для чего оно нужно было. Всё отмахивался, мол, построено и построено, вдруг в родовой усадьбе тесновато станет? Наверно, он планировал его с учётом рождения сына, вдруг личное семейное гнёздышко понадобится, а уже всё готово. Но теперь Николай и не узнает.
По своим воспоминаниям, он провёл здесь больше времени, чем в родном доме. Хотя, можно считать, что дома у него два. Большую часть жизни Никола жил отдельно от родителей, то обучаясь, то служа. В Хеймдорфе ещё будучи щенком он учился у придворовых учителей, нанятых специально для ризеншнауцера. Скорее всего, кто-то из них уже и постарел значительно, а может и умереть успел. И так учился до настоящей военной академии, куда поступил он в свои 12 годков. Осталось здесь и пару друзей, что может его ещё помнят, ведь так давно Николай никого отсюда и не навещал.
А за время службы, город сильно поменялся: стал тускнее, но всё же оживлённей. Регулярно попадались листовки о предстоящей ярмонке. Крестьянские мужики сновали туда-сюда. От безделья ли? Самый разгар лета, а им делать нечего. Главная площадь была заново выложена из красноватого камня, что изрядно стёрся под ногами множества алатов. Вокруг лишь убогие каменные домишки. Архитектор может и старался, но получилось не на века, а на пару лет. Отойдя от центра города, картина становилась ещё хлеще да хуже. Всюду понатыканы крестьянские избы, и вовсе неясно, на кой чёрт так близко к центру? Поля за версту отсюда минимум. Где кто и поглядывал из дворов, того морда была не из лучших - уставшие, будто мученные, глаза, ободранная шерсть и налипшая грязь. Удивительно, насколько легко Николай вспомнил всё уродство крестьянской жизни и как брезгливо ко всему стал относиться. Перед ним улица тянулась всё вперёд, не желая заканчиваться и прекращать показывать “красоты”. А вот и отступ от города в цепи эдак 2, где и начиналась помещичья земля.
Наконец, показался знакомый поворот. Вымощенная дорожка вела к долгожданному имению. За годы его вид тоже пострадал - краска со здания кое-где облезла, фундамент на углу пустил тонкую трещину, уходившую параллельно земле на другую сторону дома. Жалкое зрелище. Небольшой садик перед домом вовсе был полумёртвым. Николай покачал головой, стараясь не обращать внимания на это, и вошёл в дом.
Внутри уход за домом явно был, ведь всё опрятно, чисто, нет насекомых и не пахнет неприятной сыростью, если бы что-то гнило. До сих пор никто не встретился ризеншнауцеру, впрочем, и проживало вокруг имения душ 40, может 45, не больше. Послышались тяжёлые шаги и из флигеля вышел старый лесной кот, что был управляющим дома ещё с детства Николы. Он поднял вопросительный взгляд на Николая.
- Брунс? Для чего пожало…
- Я не Брунс. Его сын - Николай. - резко перебил кота ризеншнауцер. - Стоп… Ефим?
- Батюшки, Николай! Ох, и стар я стал… Как же ты вырос. А отец с тобой?
- Давай об этом позже. В доме ведь ничего не поменялось с моего последнего визита?
- Хмм… наверно. Столько лет прошло, но я вроде ничего и переделывал здесь. Просто держал в удовлетворительном состоянии
- Оно и видно. Как насчёт чашечки чая?
- Да откуда ж, Никола. У меня бюджетик ограниченный для таких затрат.
- Ладно…
Ризеншнауцер прошёл дальше в дом, оставив чемоданы у входа в парадную. И правда ничего не поменялось. Даже такой же знакомый запах уюта из детства остался прежним. Вроде бы так пахнет старый ковёр, но не суть важно. После парадной шёл коридор, ведущий во все комнаты: гостиная, кабинет, спальня, кухня, столовая и библиотека. Также было несколько флигелей, но занят был лишь один. Обычно занимались они учителями или гостями. Пока Николай осматривал дом, проходясь по всем комнатам, Ефим прошмыгнул на кухню. Порыскав по шкафчикам, он отыскал достаточно старую, но всё же пригодную банку кофейного порошка. Растопил дровяную плиту и поставил чайник кипятиться.
Следом зашёл и Николай. Он присел за стол и склонил голову.
- Ну так что же с твоим отцом?
- Эх… От болезни скончался пару дней назад. Потому я и приехал сюда, чтобы собраться с мыслями. Наверно, здесь и останусь.
- Боже мой… Как же так? Так ты ж теперь барин, получается. Ох, или скорее вы…
- Ефим, ты знаешь меня с детства, не надо на вы. Я не уверен, что готов стать помещиком и вникнуть в такую жизнь. Да и родовую усадьбу я вовсе оставил на мать. Негоже я с ней попрощался, записку лишь оставил! Mein Gott…
Кот покачал головой, смотря за чайником. Николай закрыл морду руками, облокотившись на стол.
- Ну не убивайся ты так. Конечно, легко ли принять смерть своего отца? Я помню, как и по своему горевал, но всё проходит. А ведь столькому меня научил… Коля, кофе будешь? Взбодришься. - Ефим уже прокипятил чайник и достал старые кружки из шкафчика.
- Чая нет, но нашёлся кофе? Давай уж. Надеюсь, сахар то есть?
Кот почесал подбородок и стал глядеть по всем полкам. Со звуком “О!” он достал сахарницу с верхней полки, подсыпал из небольшого мешочка рядом и выставил её на стол вместе с кружками. Николай более менее пришёл в себя, подсыпал сахара себе в кружку и размешал. Кофе был на вкус не очень, но выбора особо и нет.
- Коля, ты только не переживай насчёт управления усадьбой. Я здесь заведую уже очень долго и всегда смогу помочь. Крестьяне тут спокойные, а уж нового барина воспримут ого-го как! Они ж и не видали никого десяток лет.
- Хорошо… я бы своих старых знакомых повидал. Не знаешь, Златухин всё тут или служит где?
- Хм… - Евфимий призадумался. - Ты про Владимира? Да всё тут вроде. Всяко частенько о нём слышал. Если изволишь, можешь письмо написать, а я уж передам.
- Да, очень хотел бы с ним встретиться. Подумать только, 10 лет не виделись. Каков же он стал?
Закончив “кофепитие”, кот и ризеншнауцер разошлись. Ефим пошёл собирать крестьян, чтобы объявить о приходе барина, а сам Николай удалился в библиотеку, чтобы выбрать книженцию для отвлечения себя от дум.
========== Глава 5. Расследование. ==========