Но пока голова не раскалывалась, Крунштайну снова растянуло улыбку на всю морду. То же случилось и с котом, из-за чего он совершенно неожиданно стал напоминать Чеширского. Осенило! Кот скидывает всё со стола и достаёт колоду. Бутылки такого не пережили, расколовшись на несколько частей, а рюмки спокойно выстояли.
- Никола, давай в картишки!
- Дурак?
- Как пожелаешь!
- Э… - коту уже и неважно, что именно имел ввиду пёс. Карты разданы, а от такого не отвертеться. Ризеншнауцер припоминал правила игры, хоть и очень смутно. В прочем, и сам персидский кот не особо соображал в них. Тем не менее, хоть игра и шла туманно, но с необычайной лёгкостью пьяного и его же тяжестью мыслей.
Николай и во время учёбы, и службы не особо жаловал различные азартные и карточные игры, но иногда так легко просто забыться в приятной компании, проигрывая последний пятак. Со сложной мордой он разглядывал свою шестёрку карт. Владимир без раздумий кинул бубновую восьмёрку.
За игрой время проходит быстро. Уже взъерошенный от злости кот наблюдал за псом. На столе лежал пиковый валет. Пёс почесал голову, да и кинул свою последнюю карту.
- Ха, а ты кичился, что профи! - усмехнулся Николай.
Ризеншнауцер приподнял руки, показывая отсутствие карт. Владимир сдержал себя от любого проявления гнева и просто тяжело вздохнул.
- Что ж, удача. Если бы не твой туз поганый!
- На что играли-то? Или мы и не говорили…
Кот подумал и хитро улыбнулся.
- Крепостного хочешь? А, Коля?
- Не прочь. Но в чём подвох?
- Да подвох в том, что одного сукиного сына отдать могу. Мне он уже изрядно надоел своими выходками, может ты попробуешь его потерпеть?
- Что за крепостной-то? Хватит загадками трындеть.
- Да такое дело… - Владимир постучал коготками по столу. - Пёс есть лет эдак 25, да ведёт образ жизни разгульный. И такое я слыхивал, что… говорить вовсе неприлично. Сможешь заставить его работать, и проблема исчезнет. Надеюсь.
- Как хочешь. Награда есть награда, да? Завтра могу изъять его. Как имя-то?
- Лёка… вроде. Обязательно буду ждать.
Друзья, наконец, вышли из трактира, попрощались и разошлись по своим сторонам.
Проспал Николай около 14 часов, очнувшись уже вечером. Как и ожидалось, голова невероятно болела, а в горле ощущение было, что пёс не пил неделю, и он уже вовсе мёртв. Ризеншнауцер вяло встал к умывальнику и стал жадно пить воду, больше пригодную как раз для умывания. После утоления жажды, Николай свалился обратно на кровать, потирая свою голову. Он вспоминал детали ночи в трактире, и как мог так нажраться. Тем не менее, воспоминания были очень хороши. Давнего товарища встретил как никак. Через воспоминания пьяного угара и вспомнилось, что ему нужно опять зайти ко Владимиру, и на этот раз суметь не напиться, забрав какого-то там крепостного.
- Николай, неужели проснулся! - в комнату залетел обеспокоенный утренним состоянием пса Ефим. - Воды? - Пёс вяло перевёл взгляд на управляющего.
- Умывальник уже пуст… А… как я вчера дошёл до дома? То есть сегодня… время…
- 6 вечера, барин. Ты чуть не рухнул во дворе, но я смог тебя довести до кровати. Не советую так напиваться, благо, никто и не видел.
- Ты тогда не… с… спал? Спасибо. Но мне вроде опять нужно к Златухину… я что-то обещал. Да…
Пёс поднялся с кровати, сел на край и посмотрел на себя в настенное зеркало. Голова была абсолютно взъерошена, а шерсть на руках наоборот полностью смята. Взгляд сонный и чудоковатый. Обычно стоячие уши были загнуты. Простонав от боли, Крунштайн свалился обратно. Евфимий театрально закатил глаза.
- Ну куда же тебе идти? Полно пьянствовать!
Николай промычал в ответ и лениво перевернулся на другой бок, махнув рукой Ефиму.
- Я уже нагулялся. Мне правда по делу.
- Охотно верится. В конце концов, кто я такой, чтобы лезть в твои дела.
Ефим вышел, закрыв за собой дверь. Лёжа, Крунштайн начал прилизывать шерсть на своей голове. Имя “Лёка” всё крутилось в голове. Разгульный крепостной? Чего же в этом такого. О подходах Златухина к “воспитанию” крестьян пёс знал не понаслышке. Собрав волю в кулак, ризеншнауцер встал, подабающе оделся и вышел прочь из дому.
Встреча с товарищем в этот раз прошла без какого-либо алкоголя. Владимир в очередной раз приятно принял друга, показал свою усадьбу, милую жёнешку и своего сына, Мишу. И в настолько же очередной раз Николаю указали на свою мёртвую личную жизнь. В прочем, дальше пустого наказа и не пошло. Отмахиваться ризеншнауцер уже научился.
- Точно, совершенно забыл! Ты же из-за крепостного пришёл, да?
Пёс кивнул головой.
- Вот как напился тогда, что и забыл. Ладушки, давай уже отдам этого черта тебе, да разойдёмся.
Николай и Владимир прошли вглубь приусадебной деревушки. Она была явно побольше, чем у ризеншнауцера, но выглядела либо на уровне, либо вовсе стоило опустить всякие слова. Владимир остановился перед одним из дворов и зашёл внутрь, оставив пса на улице. Вышел он уже не один. За ним шёл ужасно выглядящий дворняга, то ли какой-то отвратный метис. Грязная шерсть, местами вовсе окровавленная. Битые глаза и морда в принципе. Николай безмолвно рассматривал нечто, движущееся к нему. Подсознательно он пренебрёг бы таким крестьянином, но что есть. Лёка шёл немного сгорбившись, подхрамывая, отчего его глаза были на уровне глаз ризеншнауцера. На шее виднелись шрамы от плети, да и свежие следы тоже.
- Я надеялся увидеть крепостного, а не измученного каторжника, Владимир.
- Странное у тебя представление о каторге. Я лишь перевоспитываю, а каторга убивает. Верно, Лёка?
Мученник ничего не ответил, потупив взгляд в землю. Несмотря на пренебрежение, Николай почувствовал искреннюю жалость и сострадание.
- И как же твоё перевоспитание? Лучше работают, изрезанные плетью?
- Когда как. Если бить по шее и торсу, бывает, что лучше. Главное, особо не задевать конечности. Ну что же, зайдёшь в дом на чай?
- Пожалуй… - Владимир уже не казался Николаю таким безобидным персидским котом. В прочем, жестокость с крепостными не более чем обыденность. Даже спустя столько законов, расширяющих права крепостного. - Пожалуй, нет. Мне нужно привести его в порядок. - Николай показал на Лёку. Тот поднял удивлённый взгляд с земли, до сих пор и не осознавая, что будет дальше.
- Как знаешь. Тогда, до встречи?
- До встречи.
Сунув руки в карманы, Николай пошёл прочь от деревни кота. Некоторое время Лёка следовал позади него, но вскоре поравнялся. Сбоку ничего нового не виднелось - те же шрамы, та же выцветевшая грязная шерсть. Необычной была лишь морда. Она немного длиннее, чем у прочих псов. Что-то сродни волчьей. Сложно точнее оценить внешний вид сгорбившегося грязного пса.
Прогулка прошла полностью безмолвно. Похоже, крепостной был слишком запуган прошлым хозяином, чтобы что-то говорить новому. И сам Николай не горел желанием начать разговор. Но что-то в этом Лёке было…
У усадьбы на пути встретился Ефим, искавший, чем себя занять. Ему сразу бросился в глаза крестьянин, идущий рядом с барином.
- А это…
- Лёка, вроде как. Новый крепостной будет. Ефим, у нас же флигели свободны, да?
- Эээ… да… ты хочешь его поселить в барском доме? А не слишком ли он грязный для этого?
- Альтернативы?
- А… ну да… изб более и нет. Как хочешь, Николай.
- Тогда сразу приготовь флигель, а я сам займусь псом.
Безэмоциональная морда Лёки сменилась слабовыраженным ужасом. Ризеншнауцер положил руку тому на плечо, улыбнувшись. Ефим скрылся внутри усадьбы, не влезая в взаимодействия этих двух.