Все это время мы спускались, но теперь выехали на более ровное место, и дорога снова стала легче. Я говорю «дорога», но это был просто темный туннель, пробитый в джунглях. Ветви деревьев хлестали по бортам и по брезентовому верху грузовика, застя дневной свет. Почти час мы двигались в удушливой тьме, а как только вынырнули из нее, сразу остановились.
Мы стояли среди огромной плоской равнины на дне дола. Неподалеку вновь виднелись рельсы железной дороги. В основном это была опять-таки узкоколейка, но был также небольшой отрезок, где тянулись рядом два полотна. Здесь возвращающиеся из Матендо порожние вагоны переводились на другой путь, уступая дорогу тем, что шли из Кавайды с рудой. У запасного пути стояли сарай для ремонта, бетонный домик и несколько крытых соломой хижин. Из сарая доносились удары молота. Рядом с домиком мы увидели джип и небольшой французский автомобильчик, что выглядит так, будто его собрал из металлолома какой-то механик-любитель, — «Ситроен-2». Рядом с джипом я впервые узрел солдата фулани.
На нем были грязный синий тюрбан, шорты цвета хаки и матерчатый пояс с мешочками, полными патронов, и крючком для штыка. Парень был бос, на каждой щеке красовалось по три шрама, и выглядел он очень грозным и сердитым. Фулани прицелился в нас из ружья со скользящим затвором.
Из домика вышел белый с офицерским значком на рубашке и что-то проорал солдату. Тот на мгновение смутился и, в свою очередь крикнув нечто невразумительное, неохотно опустил ружье.
Офицер был высоким, тощим типом с вьющейся каштановой бородкой и пятнами масла на брюках. Он так небрежно отдал Кинку честь, что это больше походило на приветственный взмах рукой, и уселся в джип. Тот тронулся с места, и наш грузовик поехал следом.
Мы спускались вниз по крутой дороге, уходившей в сторону от железнодорожного полотна. Метров через четыреста мы наткнулись еще на одну поляну и, миновав второго угрюмого воина с изрезанным шрамами лицом, остановились у кучки деревьев с плоской кроной. В тени под ними тоже прятались хижины и два-три навеса, заменявшие склад.
Гутар достал офицерский значок и приколол к рубашке. Остальные последовали его примеру.
Я тоже вынул свой значок и мгновение спустя стал офицером армии Республики Махинди.
Величайший исторический момент! Не могу сказать, что я испытывал восторг, хотя и вспомнил одну из поговорок отца: «Большинство офицеров — засранцы, пока не узнаешь их ближе. А потом понимаешь, что многие из них — еще большие засранцы, чем другие».
Впервые воспоминание об отце не принесло мне утешения.
Часть четвертая
«Копье»
Глава 1
В ближайшие несколько дней я многому научился.
Во-первых, выяснил, что означают буквы «УЗИ».
Оказывается, «узи» — это автомат, изобретенный и производимый в Израиле. Со сложенным металлическим прикладом его длина составляет всего 45 см, а вес, включая заряженный магазин на 25 патронов, не превышает 4 кг, стреляет «узи» девятимиллиметровыми автоматными пулями со скоростью 650 штук в минуту, если вы успеваете достаточно шустро сменить магазин. Разумеется, это невозможно; зато, если вас увлекает подобное занятие, вы можете всего за три минуты разобрать автомат для чистки (он состоит всего из двенадцати частей) и полностью собрать. Это небольшое, неказистое на вид оружие на самом деле чертовски опасно. Я никогда не любил связываться с такими игрушками, даже если они не заряжены. «Четыре самых верных друга солдата, — говаривал мой отец, — это две его ноги, оружие и, если он порядочный малый, преданный ординарец». Наверное, я недостаточно долго имел дело с «узи», чтобы считать его лучшим другом.
Но вообще-то сначала я даже испытывал к нему благодарность. «Узи» помог мне скрыть полное незнание автоматического оружия, так как этот автомат появился уже после Второй мировой войны. Капитан Тропмен, бородатый офицер, заместитель Кинка, сам Кинк и Гутар были единственными, кто умел обращаться с «узи», так что им пришлось показать остальным, как он стреляет.
Ни у кого не было ни пистолетов, ни револьверов. Меня это удивило. Я помнил, что отец, став лейтенантом, всегда носил револьвер, тяжелое оружие в блестящей кожаной кобуре, прикрепленной к поясу. Сначала я хотел спросить об этом, дабы показать, будто я разбираюсь в военном деле. К счастью, меня опередил Райс, и это он получил резкую отповедь капитана Тропмена. Последний, как и Кинк, был выходцем из Эльзаса и обладал крутым, язвительным нравом. «Для профессионального солдата, — сказал он, — пистолеты и револьверы всегда были совершенно бесполезны, а сейчас еще и безнадежно устарели. Когда под рукой „узи“, ты можешь и не быть метким стрелком; если тебе надо убить противника, ты его прикончишь с расстояния двести метров — было бы время прицелиться и вспомнить, что следует отдернуть затвор. Даже думать при этом не обязательно». Тропмен совсем раскипятился. «Всякие там пистолеты, — заявил он, — годятся не для солдат, а для полисменов и жуликов, кинозвезд и психопатов с их сознательными или подсознательными комплексами по поводу собственной отваги». Это была весьма познавательная лекция.