Изольда заснула.
Её снились неприятные, болезненные, липкие сны. Ей было страшно, но проснуться она не могла.
Сквозь тягучий сон она ощутила холод и задрожала. Эта дрожь помогла ей вынырнуть на поверхность, почти проснуться.
А рядом раздался негромкий голос:
— Дрожишь от предвкушения? Или замёрзла? Уже скоро мы с тобой согреемся, детка…
Изольда вдруг осознала, что её тело обнажено, и его щупают чужие руки. Это осознание наполнило её отвращением и помогло приоткрыть глаза.
Изольда лежала на своей кровати. Рядом стоял отчим. Он был в одних трусах и его рыхлое тело белело над Изольдой.
В паре метров за спиной отчима стояла фотокамера на треноге и напольная лампа в приглушённом вечернем режиме, создающая желтоватое уютное освещение.
— Ишь ты, у тебя и глазки открылись! — с радостью и лёгкой неуверенностью произнес отчим. — Хорошие фото получатся…
Он поднял руку, в которой оказался небольшой пульт, нажал кнопку. Раздался стандартный щелчок фотокамеры и мигнула яркая вспышка. Это резануло по глазам и заставило Изольду прищуриться, а потом в её тяжёлый разум наконец-то достучалось полное осознание ситуации.
Отчим её опоил, раздел, разделся и фотографирует голой.
От гнева Изольда смогла приоткрыть рот и просипеть пересохшим ртом:
— Ты… Урод…
Хованский дёрнулся, отступил, на его лице отразилась паника. Но он быстро овладел собой. Похоже — он был всё же готов к этой ситуации. Он суетливо нагнулся, зашуршал нейлон… А потом Георгий поднялся обратно с бутылкой воды в руке.
— Ты же пить хочешь, да, детка? Ротик совсем пересох… А нам нужен мокрый ротик, хе-хе… Сейчас попьём и будем баиньки до завтра… И всё забудем…
Отчим нагнулся к Изольде, свинчивая крышку — и сунул бутылку ей в приоткрытый рот. Изольда забулькала, пытаясь не пить, и дышать носом. Вода потекла на подушку. Но Хованский зажал нос девочки пальцами. Она не смогла долго бороться — и рефлекторно глотнула воду, чтобы вздохнуть. Подавилась водой, закашлялась. Её руки, наконец-то, смогли слабо пошевелиться, сбрасывая тяжкое оцепенение — но было уже поздно.
Да и не смогла бы она сейчас бороться.
— Ну вот и молодец, — облегчённо сказал отчим, убирая бутылку. — Хорошая девочка, получишь свою награду…
Изольда, на миг оставшаяся без присмотра — подтянула слабую руку ко рту, повернула голову в сторону, сунула два пальца в рот — и её снова вырвало, теперь уже на лицо и подушку.
Отчим выматерился.
— Ничего, — сказал он сквозь зубы. — У меня салфеточки есть, сейчас тебя протру, будешь снова куколкой…
«Ему стало противно!» — осознала Изольда. — «Надо сделать, чтобы ему стало ещё противнее!»
О себе напомнил полный мочевой пузырь — и Изольда позволила ему сработать.
Не получилось.
Взрослый человек, научившийся сдерживать мочевой пузырь, контролирует его даже во сне. Даже когда человеку снится, что он ходит в туалет — в реальности он сдерживает себя.
Изольда закрыла глаза и убедила себя, что она в туалетной комнате, рядом раковина, ванна, унитаз… Дверь закрыта…
Тело расслабилось и под ним выросла большая, блестящая в свете лампы лужа, быстро впитывающаяся в кровать.
Георгий снова громко выматерился. Он стоял с салфетками в руках и с бессильной злостью взирал на уничтоженную красоту.
Отчим топнул ногой, швырнул салфетку в Изольду, развернулся и стал собирать оборудование:
— Грязная прошмандовка, — бормотал он. — Все вы одинаковы… Гнилое, вонючее нутро… Ничего, завтра снова поиграем…
Отчим ушёл.
Изольда победила.
Она медленно, с трудом, вытерла рвоту с лица салфеткой, переползла по кровати вверх от лужи, собираясь калачиком — и задремала тяжёлым свинцовым сном.
Всю ночь она боялась, что отчим вернётся. Её сон был тяжёлым, но нервным. Проспав час — она начала часто просыпаться. Впрочем, в спальне до утра было тихо и пусто.
А когда она окончательно проснулась — было уже солнечное утро. Её свадебная одежда была сложена кучкой на стуле невдалеке. В кровати и на коже было влажно и липко. Вокруг стоял сильный неприятный запах.