Мне стоит отпустить ее. Стоит даже извиниться. Но я не стану. Ей нужно понять, что пока она со мной — она принадлежит мне.
Линг проходит мимо нас и выдает.
— Господи, пошли. Ты уже привлекаешь внимание.
Я еще немного держу ее, даже не парясь. Реальность накрывает волной. Ведь если потребуется, я сам прикончу Алехандру.
Мне это не по вкусу, но я сделаю это.
Страх в глазах Алехандры такой настоящий, пока она буравит меня своим взглядом, он исходит волнами от нее и проникает в меня.
Я хмурюсь, пытаясь разгадать ее.
В чем, черт подери, ее проблема?
У ее семьи есть деньги. Она не нуждается в них. Те минуты, что я видел ее с Дино, она выглядела счастливой. Усталой, но все же счастливой. Каждый человек, с которым я говорил, утверждал, что Дино с Алехандрой были счастливы в браке. Почему эта крошечная женщина захотела смерти мужа? Я просто не мог найти в этом смысл.
Внезапно в голове мелькает мысль.
Возможно, Дино Гамбино изменял жене?
А затем мелькает другая мысль.
Может, Алехандра изменяла Дино и ребенок не его?
Мне кажется, это вероятнее.
Низким голосом я выдаю:
— Я тебя сейчас отпущу, и ты не станешь кричать, понятно?
Отчаянно желая сделать вдох, из-за чего ее лицо уже фиолетового оттенка, она яро трясет головой.
Как только я отпускаю руку с ее горла, дрожащими руками она вцепляется в мою. Я поддерживаю ее, пока она откашливается, хватая ртом воздух. На ее лбу выступает пот, она облегченно закрывает глаза, и от этого крошечного действия я буквально бешусь. Хватая ее за горло, рычу:
— Не заставляй меня повторять это.
Девушка открывает глаза и слабо ими моргает, ее нижняя губа дрожит. Мой взгляд сосредотачивается на ее губах. Я сквозь зубы добавляю:
— Я не получаю удовольствия от этого.
— Чтоб тебя, Юлий. Двигай задницей. Нам пора сваливать, — ворчит Линг, стук ее каблуков разносится эхом по парковке.
Рассеянно поглаживая ее горло, я смотрю на испуганную женщину, и за один вечер во мне появляются все качества, которые я ненавижу в людях. Я смягчаю свой нрав.
— Не убегай от меня.
Это приказ.
Не отвечая, Алехандра закрывает глаза и откидывает голову к стене, тяжело дыша. Ее плечи опускаются, и огонь утихает. Я принимаю это за согласие.
Хватаю ее за руку и веду к машине. Линг открывает дверцу, но прежде чем посадить Алехандру внутрь, я достаю кое-что из кармана и поворачиваю ее лицом к себе. Я поднимаю руки девушки, свожу их вместе и оборачиваю черную стяжку вокруг ее запястий, связывая их так крепко, как только возможно в наших обстоятельствах. Линг делает шаг вперед и скотчем еще раз обматывает ее запястья. Пока обхожу машину, чтобы сесть с водительской стороны, слышу, как Линг закрывает пассажирскую дверцу и присоединяется ко мне спереди.
— А что, если машина перевернется?
Я хмурюсь. Завожу машину и в зеркало заднего вида смотрю на мою гостью. Она поднимает свои связанные руки.
— Что, если машина перевернется.
Ее взгляд не отрывается от моего. После долгих гляделок, я взглядом показываю скуку и отвечаю спокойно:
— Тогда тебе точно не повезло.
Она моргает, не выдавая эмоции. Затем меня удивляет.
Алехандра Гамбино улыбается. Ласковой улыбкой. Загадочной. И эта ее улыбка отдается прямиком в моем члене.
Черт ее подери за красоту.
Откидываясь назад на сидение, она закрывает глаза и не проходит и получаса, как ее дыхание становится ровным, и она засыпает. Я чувствую, как Линг на меня смотрит. Я бросаю на нее взгляд и бормочу.
— Что?
Ее крошечная ручка сжимает мое бедро.
— Говорила же, что все пройдет хорошо.
Я помню, как делал все один. Помню, что ни в ком не нуждался. Моим партнером был Твитч, и после его смерти я не хотел ни с кем работать. Терять людей больно, физически и морально. Но я благодарен, что есть Линг. Делить с кем-то эту ношу приятно.
Я мимолетно улыбаюсь ей.
— Говорила, Линг-Линг.
Она улыбается мне в ответ, и мы в тишине продолжаем путь, ее ладонь так и остается на моем бедре.
Когда мои веки начинают тяжелеть, я решаю сменить планы.
— Я не в очень хорошем состоянии. Не думаю, что мы далеко от лофта.
Сонно моргая, Линг смотрит на свой навигатор.
— Минут пятьдесят пять. — Она поворачивается и смотрит на спящую Алехандру, затем спрашивает: — Уверен, что хочешь, чтобы она побывала в твоей пространстве?
Моя квартира очень важна для меня. Это мой островок спокойствия вдалеке от сумасшествия этого мира. Мое убежище.
Но прямо сейчас у меня нет выбора. Я больше не могу вести машину. Если бы я был машиной, то уже был на последнем издыхании от износа.
— Это только на ночь. — Я пожимаю плечами. — Что такого ужасного может произойти?
АЛЕХАНДРА
Притворяться так долго спящей сложнее, чем кажется. Поскольку делать ты ничего не можешь, тебе приходится вслушиваться в разговоры людей.
Когда Юлий спрашивает Линг сколько времени до квартиры, я перестаю дышать.
Спящие люди не перестают дышать.
Я исправляюсь тут же, как осознаю это. К счастью, никто не замечает.
Осознавая, что вскоре я смогу сбежать, сражаюсь с бешено колотящимся сердцем и продолжаю глубоко и ровно дышать. И буду продолжать притворяться, пока машина не остановится.
Машина, наконец, начинает замедляться, тормоза тихонько гудят. Линг открывает пассажирскую дверцу и выходит. Затем машина немного проезжает вперед, наконец двигатель глохнет.
Время почти пришло.
Мое сердце пропускает удар, будто на грани сердечного приступа. Я в ужасе.
За закрытыми глазами веки жгут соленые слезы.
Вот он мой единственный шанс.
Дверь рядом со мной открывается, и, не думая, я сажусь, ударяясь головой о... Черт. О Линг.
Она спотыкается, а затем падает назад, держась за нос, из которого хлещет кровь, и этого мне достаточно. Я ступаю голыми ногами на ледяную землю и, даже не сориентировавшись в пространстве, начинаю бежать.
Я слышу его.
— Бл*дь.
Злость в его голосе подстегивает меня. Я бегу быстрее, огибаю здание, слезы ручьями бегут по моему лицу. Я даже не осознаю, что реву, пока мое зрение не затуманивается. Внезапно боль простреливает мою пятку, когда я наступаю на что-то острое. Я громко кричу, моя кожа рвется. Я знаю, что истекаю кровью, но ничего не могу сделать. Мои руки связаны.
Я спотыкаюсь.
Черт, больно.
Я вновь пытаюсь, но тело меня не слушает.
Проклятье. Черт возьми. Нет!
Я никуда не сбегу.
Мне конец.
И, боже, это отстойно. У меня был план.
Слабачка. Жалкая. Прими свою смерть, дура. Это лучшее, что можешь получить.
Эти слезы льются уже рекой, и я приветствую их. Сев на попу, жду. Шаги приближаются ко мне, и, смутившись, я опускаю лицо и пялюсь на коленки, чтобы скрыть зареванные глаза.
Молча Юлий берет меня на руки и несет обратно к машине.
— Ты нос мне сломала, сука, — бормочет Линг. По голосу понятно, что она больше раздражена, чем рассержена на меня, затем добавляет: — Ты хоть представляешь, как долго он заживает? Я буду с синяками ходить недели две. Спасибо тебе огромное.
Юлий усаживает меня на сиденье машины и приподнимает мою ногу. Я рискую и бросаю на него взгляд, он в это время сердито на меня пялится.
— Ты наступила на гвоздь. — Качая головой, он берет шляпку гвоздя и вытаскивает его из моей пятки. Я вскрикиваю и отстраняюсь. Боль простреливает ногу до самой коленки. Он осматривает гвоздь. — Он ржавый. Прививка от столбняка есть?