Мы были силой, с которой приходилось считаться. Как и обещал своему другу, брату, мы смотрели, как полыхает весь мир, и зловоние горящей плоти никак не могло утолить нашей жажды власти.
Мы хотели большего. Нуждались в большем.
Я потерял брата из-за доверия, которое внушил ему. Несмотря на то, что я сказал ему, мы не были непобедимы. Он поверил в меня, и я подвел его.
Потеря Антонио «Твитча» Фалько оставила во мне зияющую дыру.
Хотел бы я поступить по-другому.
Но это было тогда. А сейчас я уже не тот самоуверенный ублюдок, каким был пять лет тому назад. Сейчас я реально смотрю на вещи. Я больше никогда не буду говорить того, что хочет услышать от меня собеседник, никогда вновь.
Поднимаясь по лестнице и направляясь по коридору в открытую спальню, я смотрю на неподвижное тело на кровати.
Мои губы кривятся в отвращении.
Я всегда хорошо разбирался в людях.
Как я мог ошибиться в этой женщине? Я беспокоюсь, что мое влечение к ней размыло границы.
Мои ноги двигаются сами по себе, я коленом толкаю кровать, заставляя ее очнуться.
Ее опухшие глаза моргают, прогоняя сон, и она смотрит на меня своими большими глазами, ее длинные ресницы слегка трепещут.
Она чертовски красива.
И это только злит меня еще больше.
— Вставай, — приказываю я, направляясь к двери.
Но она не следует за мной.
Видя ее сонное состояние вкупе с ее полными, приоткрытыми от удивления губами, и то, как она подозрительно смотрит на меня, заставляет ярость разгораться во мне. Я хочу целовать эти сладкие розовые губы, пока они не начнут кровоточить.
Мой член дергается при мысли о такой желанной Алехандре в моей постели.
К черту всё это.
Моя челюсть напрягается, и я возвращаюсь к кровати, наклоняюсь и говорю с профессиональным спокойствием.
— Если ты не хочешь, чтобы я стащил тебя вниз по лестнице за волосы, пинающуюся и визжащую, то ты поднимешь с постели свою аккуратную задницу, Алехандра. Слышишь меня?
Я жду нападения. Ожидаю слез и криков.
Вместо этого я вижу, как ее испуганные глаза становятся мертвыми, лишенными эмоций, голова послушно опускается, она машинально поднимается с кровати и направляется к двери. Алехандра всю дорогу хромает, спускаясь по лестнице, хоть я и хочу помочь ей, но на этот раз не делаю этого, а просто смотрю на нее. Какая-то часть меня хочет причинить ей боль. У подножия лестницы поворачиваю ее на право, к открытой двери моей спальни.
Она, прихрамывая, направляется в центр комнаты, глядя на внушительного размера кровать с балдахином, в то время как я запираю за нами дверь, убирая ключ в карман брюк.
Повернувшись к ней спиной, начинаю раздеваться, расстегиваю пуговицы рубашки и рассказываю, как все будет происходить:
— Твоя жизнь в моих руках. Я решаю, жить тебе или умереть. Ты не отнимешь у меня это, решив покончить с собой. — Сбросив рубашку, снимаю туфли и продолжаю: — Я не знаю, что собираюсь делать с тобой прямо сейчас, и поскольку не могу доверять тебе, поэтому ты будешь находиться со мной или с Линг ежеминутно. Я не уверен, что Линг не убьет тебя, ты поспишь со мной. — Я подхожу к ней. — Протяни руки.
Опустив голову, она молча повинуется.
Я не хочу, чтобы это меня заводило.
Почему меня это заводит?
Я надеваю на нее наручники и связываю ладони, используя изоленту. Схватив ее за руки, я почти тащу ее к кровати и толкаю на левый край. Затем использую другие наручники, чтобы приковать ее к изголовью кровати, я дергаю ее на себя, чтобы проверить их прочность. Удовлетворенный тем, что Алехандра никуда не уйдет, я смотрю на нее, сжав губы в тонкую линию.
— Теперь спи. И не делай глупостей. Для тебя они плохо закончатся.
Она не издает ни звука, я раздеваюсь в тишине и покое, думая о том, какого черта мне теперь делать.
Черт побери! Я не собирался быть ее нянькой или телохранителем.
Одетый только в белые пижамные штаны, я подхожу к правой стороне кровати, ложусь, а затем протягиваю руку, чтобы включить настольную лампу, изо всех сил стараясь не думать о том, как близко мы находимся друг от друга. С ее руками, прикованными наручниками к изголовью кровати, можно с легкостью спустить ее черные трусики и оказаться между ее мягких бедер. И она не сможет оказать мне сопротивление. Что ж, даже если и попытается, никто не услышит ее протестов.
Сначала она была бы слишком узкой, чтобы принять меня, но я бы сделал так, что ей было бы хорошо. Я бы подготовил ее, не торопясь касался ее, пока она бы не стала влажной. Заставил бы кончить мне на язык.
Черт, я люблю целовать киски, и в моем сознании Алехандра на вкус такая, какой должна быть женщина. Мой рот наполняется слюной, когда я закрываю глаза. Мое сердце начинает бешено колотиться от возбуждения.
Твердый, как камень, я наклоняюсь, чтобы поправить член, крепко сжимая его. Издаю вздох удовольствия, когда моя рука обхватывает его, и тяжело сглатываю. Прикосновение моей ладони к члену длиться чуть дольше положенного, пока, наконец, я не убираю руку прочь на выдохе.
Проходят минуты, в то время как мы лежим в полной тишине, пока ее мягкий голос не прорезает темноту:
— А если я сбегу?
Мое возбуждение улетучивается. Мой член в то же мгновение становится мягким, а я чувствую себя ужасно из-за реакции моего тела на нее. Я долго думаю о своем ответе, прежде чем повернуться к ней спиной и дать ей честный ответ на вопрос:
— Тогда молись Господу, чтобы тебе удалось убежать от моей пули.
Глава 18
ТВИТЧ
Ублюдки надели на меня наручники.
Меня ведут в белую стерильную комнату с четырьмя шаткими стульями, на одном из которых больно сидеть. Это отнимает все мои силы, но я не жалуюсь. Не произношу ни слова.
Только когда шеф приглашает двух других жестоко выглядящих придурков, которых мне представили как детектива и сержанта, мои бедра начинают приподниматься со стула, когда шеф поворачивается к Касперу Куэйду и бормочет:
— На этом все, офицер Куэйд, — Я поднимаю на него взгляд.
Его лицо бледнеет, и он издает короткий смешок.
— Но, шеф, я доставил его сюда...
Шеф кивает.
— Так и есть. Хорошая работа. — Он пригвождает Куэйда тяжелым взглядом. — Дальше мы сами.
Каспера Куэйда только что отшили. И я не знаю, почему меня это волнует.
Этот парень для меня никто. Но с того момента, как я встретил его, он проявил уважение к парню, который не заслуживал уважения. Он не похож на плохого парня.
Каспер понимает, что проиграл бой, и направляется к выходу из маленькой комнаты. Я провожаю его взглядом — подбородок опущен, взгляд суров. Без Куэйда на моей стороне я чувствую постоянный гул в комнате вокруг себя. Моя защита усиливается. Животное внутри меня умоляет о драке.
Прошло слишком много времени.
Дверь с тихим щелчком закрывается, и шеф садится, оставляя двух других мудаков стоять.
— Мистер Фалько, — начинает он. — Могу я называть вас Антонио?
Ненавижу это имя. У меня дергается челюсть.
— Твитч.
Шеф вежливо улыбается.
— Значит, Твитч, — Он делает паузу. — Не хотите рассказать, почему вы здесь?
Я ничего не могу с собой поделать. Я ухмыляюсь и бормочу:
— А ты не хочешь отсосать у меня, старик? — Его лицо становится суровым, и я издаю смешок. — Тогда, может быть, ты прекратишь любезничать и приведешь сюда Куэйда? — Я смотрю на двух ублюдков, стоящих позади старика. Они смотрят на меня сверху вниз, и я посылаю одному воздушный поцелуй, а потом подмигиваю другому. — Никогда не ладил с начальством, шеф.