— Я чувствовал, что у тебя были причины сделать то, что ты сделала. Я не собираюсь врать. Я хотел тебя даже после того, как ты скормила меня собакам. Я решил составить план от А до Я, если соберусь обезопасить тебя, малышка. Вот и всё. У меня был знакомый парень, который делает это быстро. Он взял огромную сумму, но штамп сделал это всё официальным, также как и официальные расходы. Прежде чем ты скажешь что-нибудь ещё о том, что это неправда, — я удерживаю её взгляд, — в глазах закона ты теперь миссис Юлий Картер. Это настолько реально, насколько возможно.
Просто потому, что мне нравится румянец гнева на её щеках, я добавляю с невозмутимостью:
— Ну же, Ана. Я не могу быть таким плохим мужем, как твой первый.
Её глаза сужаются, смотря на меня, а губы сжимаются в линию от раздражения. Но прежде чем я смогу насладиться недовольством, которое вызвал, она рушит его, печально кивая и соглашаясь в мучительной печалью:
— Нет. Полагаю, ты прав.
Не-а. Мне не нравится эта Алехандра.
Эта Алехандра — женщина, которую создал Дино, женщина, которую вылепили по его желанию.
Мне нравится моя Алехандра: разгневанная, раздражённая и настоящая, с эмоциями в глазах и чёртовым стержнем.
Качая головой, закрываю глаза.
— Это не поможет, Ана. — Когда она смотрит не меня, в её прелестных оленьих глазах почти нет света. — Послушай меня, воробушек. Я — не он. Я не причиню тебе боль за то, что ты скажешь что-то не то. Я могу разозлиться, и иногда мы можем ругаться, но всё это не означает, что когда я трахну тебя позже ночью, я буду грубее, чем следовало бы. Когда мы закончим спор, значит, всё. Но мы забыли об этом. У меня всего два правила. Мы не спим врозь и не ложимся спать разозлёнными. Мы целуемся и миримся, независимо от того, готова пойти на это наша гордость или нет.
Её глаза расширяются в недоумении, и я добавляю:
— Мне жаль, что я лишил тебя права решить самой, малышка. Ты моя жена. Мы команда. И ты именно там, где я хочу тебя. Рядом со мной.
Она шагает ко мне с осторожностью, и в глазах снова появляется теплота, когда она бормочет:
— Не думаю, что когда-либо слышала, чтобы ты говорил так много всего сразу. — Уголок её губ приподнимается в опасной близости от улыбки. — Мне вроде как понравились все эти разговоры.
Я опускаю лицо и подавляю вздох облегчения, тихо посмеиваясь. Я не ожидал, что так легко отделаюсь. Протягивая руку вверх, я рассеянно потираю затылок и говорю:
— Ага, ну тебе лучше привыкнуть к тому, что я говорю только с людьми, которые этого стоят.
В этом и есть весь смысл, и в нём полная правда. С этого момента эта женщина будет моим миром.
Не думаю, что она осознаёт, что это значит, и на что я готов пойти, чтобы сохранять её в безопасности. Ещё нет, но она поймёт.
Я быстро смотрю на неё и обнаруживаю, что Алехандра стоит передо мной в лёгкой задумчивости.
— Ладно.
Затем она берёт меня за руку и держит её крепко.
— Ладно. Так каков план? Что мы будем делать с Джио?
Если я расскажу ей, она всё испортит — не специально, но она это сделает.
Я рассказываю ей всё, о чём могу, опуская основные детали.
— Человек, убивший Рауля, Максим Никулин, мои источники установили его местонахождение. Я передам его твоему отцу.
— Юлий, — хмурится Алехандра, — этого недостаточно. Мой отец сделает всё, чтобы сохранить свой союз с Вито. — Её рука сжимает мою. — И Вито хочет меня.
Я поднимаю голову, и она проводит пальцами по моей щеке.
— Ты не можешь остановить то, что грядёт. Я нанесла самое большое оскорбление, какое только могла. Вито добьется справедливости для своего сына.
Сидя прямо, я протягиваю руку, чтобы схватить её за бёдра, и притягиваю к себе. Алехандра знает, чего я хочу, и закатывает глаза, забираясь ко мне на колени и оборачивая бёдра вокруг моих. Она обнимает меня за шею и прижимается своей грудью ко мне, практически нос к носу.
— Я начинаю думать, что то, что находится на твоих коленях — принадлежит тебе.
— Всякий раз, когда ты находишься рядом со мной, я хочу, чтобы ты была как можно ближе, и это позволяет ощутить тебя полностью, не будучи внутри тебя. Так что да. — Я целую её полную нижнюю губу, нежно прикусывая её, сжимая руками её спину. — Ты можешь называть это моим. Привыкай к этому. Ты здесь проведёшь много времени.
Её губы сжимаются, чтобы поймать поцелуи моих губ, пока я продолжаю ласково и медленно атаковать их. Она шепчет мне в губы:
— Мне страшно, Юлий.
Когда я отстраняюсь, чтобы посмотреть ей в глаза, она признаётся:
— Я не хочу умирать. Не так, как это сделает Джио. Он не будет торопиться. Будет делать это медленно.
— Ты сказала, что Вито захочет справедливости для своего сына. Как насчёт отцовской справедливости для тебя? Я думаю, твой отец не будет слишком любезен, узнав то, что сынок Вито делал с его девочкой.
Но она уже качает головой.
— Нет. Даже если бы у меня были доказательства того, что происходило, мой отец всегда учил меня, что мы должны приносить жертвы ради общего блага. Если бы он знал, то просто бы сказал, что это замужество стало жертвой моей жизни. Кроме того, у меня нет никаких доказательств, которые бы подтвердили мои обвинения.
Мой гнев нарастает из-за её холодной отстранённости.
— Всё твоё грёбаное тело — доказательство, Ана.
Её выражение лица не изменилось.
— Ты не знаешь моего отца. Ему не всё равно, но он бизнесмен. Его не будет это волновать в достаточной мере.
Описание моего свёкра звучит так, будто он крепкий орешек. Если кто-то осмелится поднять руку на моего ребёнка, да поможет им Бог. Когда я закончу с ними, они будут умолять о смерти, и, поскольку я милосерден, я дам им то, чего они хотят.
— К чёрту твоего отца. Мы что-нибудь придумаем.
Я обнимаю её крепче, прижимаясь щекой к её груди, глаза закрыты от удовольствия. Алехандра проводит пальцами по волосам на затылке, прижимаясь щекой к моей голове, и, охваченный сонным блаженством, я почти не слышу её, когда она начинает говорить:
— Итак, муж мой, — я отстраняюсь и ловлю ее неловкое выражение лица с широкими глазами, — сколько тебе лет?
Я моргаю, прежде чем откинуть голову назад и издать рокочущий смех. Когда она наклоняется, чтобы поцеловать мои губы, я хихикаю в её улыбающийся рот.
Неожиданно брак кажется не таким уж плохим.
Не тогда, когда дело касается этого симпатичного воробушка.
***
Моя сестра открывает дверь, и когда она замечает, что моя рука сжимает крохотную руку Алехандры, ее рот приоткрывается, а в глазах появляется подозрение.
— Ух, — начинает Тоня, опершись бедром о деревянный дверной косяк и признаваясь, наклонив голову, — я этого не предвидела.
Я усмехаюсь.
— Ты впустишь нас или как?
Она резко выпрямляется.
— Да, конечно.
Улыбаясь Алехандре, она отходит в сторону, махая нам. Когда Тоня идёт по коридору, она подбирает обувь, школьную сумку и случайные предметы, прежде чем сказать:
— Простите, вещи моей дочери. Девочки-подростки грязну́ли, но они не хотят этого.
Её нос сморщивается от искренней любви.
— Они просто слишком заняты, чтобы вспомнить, где вещи должны быть. Клянусь, если бы голова этой девушки не была бы прикручена... — она усмехается про себя, — ну, вы понимаете, о чём я.
Алехандра улыбается моей сестре и признаётся:
— Да. Когда я жила дома, все мои сестры: Вероника, Кармен и Патрисия были подростками, и я постоянно следила за ними. Моей младшей сестре, Розе, уже тринадцать, — её глаза комично расширяются, — и с её мнением стоит считаться.