— Я люблю тебя.
Но окно уже закрывается, отрезая мои слова.
Машина переключает передачу, и когда я собираюсь к ней броситься, моя нога спотыкается о камень и я, тяжело вздохнув, падаю на колени в грязь. Внедорожник уезжает с такой скоростью, что рядом со мной разлетается гравий, и мне приходится поднять руку, чтобы защитить лицо от разлетающейся гальки, запускаемой, как ракеты, пока Юлий не восстанавливал контроль над машиной.
Немое онемение проходит через меня. Я смотрю вслед за ним, всё еще в состоянии шока. Вскоре наступает печаль…
Итак, это только что произошло.
Судорожно вздохнув, я встаю, натягиваю туфли и протягиваю руку, чтобы потрогать свои спутанные волосы. Сжимая сумку в одной руке, я неохотно начинаю идти, надеясь, что Юлий может вернуться, но чертовски хорошо зная, что он этого не сделает. Перекидываю сумку через плечо, шаркая по дороге и отказываясь плакать. Я прохожу один квартал, затем следующий и, наконец, третий, когда поворачиваюсь к ярким жёлто-белым мигающим огням.
Вакансия.
Уныло принюхиваясь, я за мгновение вытираю слёзы, которые текут по моим щекам, а также нос рукавом, и иду к тому месту, где всё это началось.
Мотель «Санфлауэр».
ЛИНГ
Я смотрю, как она натыкается на дрянной вид мотеля, и улыбаюсь, глядя на то, как хреново она выглядит.
Не ожидала, что это произойдёт, сучка?
У меня на коленях звонит телефон, и я отвечаю, не смотря на то, кто это.
— Следи за ней, — единственные слова, которые произнесены перед тем, как Юлий грубо бросает трубку.
Когда она попадает в здание, я ищу в своих контактах и набираю номер.
Когда телефон начинает звонок, я размышляю, стоит ли за это умирать.
Спорим, ты этого тоже не заметишь.
Жестокая улыбка появляется на моих губах.
Да похер.
Уходить так с размахом.
Глава 43
ТВИТЧ
Нью-Йорк
Второй месяц контракта
Я знал, что Клаудио Конти будет занозой в моей заднице ещё до того, как начал его искать. Какие проблемы? Этот мудак был пьяницей и любил показать, насколько он богат. У него повсюду недвижимость, бо́льшая часть которых была уединённой и частной во всех смыслах этого слова. Вся его команда состояла из бывших военных. Все знали, что он женат, но никто не был знаком с его женой. У неё не было имени, и её редко видели. Он почти не впускал людей в свой ближний круг, и большинство из них в конечном итоге были мертвы. Посторонние считались угрозой — мужчина, женщина или ребёнок. Он никому не доверял.
Трудно было найти человека, который не хотел, чтобы его выследили.
У большинства людей был кто-то, кому они доверяли, кого я мог сломать, чтобы раскрыть все пыльные маленькие секреты, которые они держали в тёмных уголках своего разума.
У Конти был только один, и он был почти неприкасаемым. Его звали Эмиль Бароне, и он держал своё дерьмо крепче, чем девственная задница. К Конти вела только одна ниточка, и это был Эмиль.
Где бы ни был замечен Эмиль, можно быть чертовски уверенным, что Конти где-то рядом.
Ещё была его жена, но я её не знал, никто не знал, и казалось, что она недоступна. Во всех смыслах и для всех намерений женщина была призраком.
Мы прибыли в Нью-Йорк несколько дней назад. Я попросил Хэппи связаться от меня с несколькими старыми помощниками, которые могли знать о текущем местонахождении Конти, но никто ничего не сказал ему. Именно в этом была проблема с выходом из игры. Никто больше не считал вас частью своего мира, и связи Хэппи сокращались. Я мог бы позвонить Ноксу, но он прямо сказал мне, что вышел, и я не хотел приносить дерьмо к порогу его дома, после всего, что он для меня сделал. Я хотел бы связаться только с одним человеком, но не смог.
Юлий всё ещё был частью подпольного мира. Он и Линг были сами по себе, теми ещё плохишами, передвигаясь между городами, вынося приговор людям, которые облажались настолько, что взрослым мужчинам приходилось вызывать пару таких зелёных едва выросших консультантов, чтобы они позаботились о делах.
Я втайне гордился им. Я знал, что он справится после моего ухода. Я бы сказал ему это, если бы не считал необходимым держать его в неведении.
Он и Хэппи, оба были моими друзьями, но Юлий был моим братом. С этим не поспоришь. Я сделаю всё, что будет в моих силах, чтобы защитить его. Было крайне важно, чтобы он поверил в мою смерть. Иначе никто бы не поверил. Его реакция на мою смерть должна была быть искренней.