— Насколько мне известно, нет.
— Хорошо.
И этот придурок снова смеется.
— У меня было ощущение, что ты мне понравишься. Мы с тобой, — произносит он, — похожи немного.
— Итак, Мэнди и Зеп, да? — я выдыхаю, качая головой. — Еб*ть.
Глаза Эвандера сияют.
— Тебе лучше называть ее Амандой. Я единственный, кому она позволяет называть ее Мэнди. Считает, что это непрофессионально по отношению к ее работе. — Я приподнимаю брови, и он поясняет. — Она врач, моя умница.
Врач? Черт. На самом деле умная девушка. Это объясняет, почему она просматривала отчет о вскрытии.
Он обходит свой стол, открывает ящик и достает сигару, протягивая ее мне. Я никогда не был любителем сигар. Отказываюсь, и он удивленно поджимает губы. Крутя сигару, лукаво ухмыляется и протягивает руку.
— Мое производство.
Когда мужчина предлагает затянуться, нельзя отказывать. Особенно, если он говорит, что это его собственное дерьмо.
Я беру у него сигару и подношу ее к носу, вдыхая.
Она пахнет настолько хорошо, что у меня пересыхает во рту. Я чертовски сильно хочу закурить, но нехотя возвращаю ее обратно. Я здесь не для удовольствия.
Эвандер кивает.
— Возьми ее.
Спрятав сигару в карман куртки, неохотно излагаю свою просьбу. Провожу рукой по губам и, моргнув, перевожу взгляд на его чудовищный стол, подбирая слова.
— Я гордый человек, МакДиармид.
Затем — ничего. Это все, что я получил.
Я не знаю, куда идти дальше.
Выпрямившись на стуле, он хмурит брови и наклоняется над столом, глядя мне в глаза. Он понимает меня.
— Что тебе нужно?
— Двое из твоих людей стоят у меня на пути. Конти и Никулин. Они должны исчезнуть.
Он втягивает воздух, шипя сквозь зубы. Мгновение смотрит растерянно, затем произносит:
— И что потом?
— Потом я вернусь домой.
Все просто.
— Итак, я отдаю тебе двух самых сильных игроков, теряю несколько крупных предприятий… — он приподнимает бровь, — и что получаю взамен?
Я сжимаю губы. Это сложный момент.
Я не хочу обманывать этого парня, поэтому говорю правду:
— Мне нечего тебе предложить.
Он пристально смотрит на меня, затем его губы подергиваются, а на лице появляется замешательство.
— У тебя ох*енное предложение, приятель.
Я сижу в полной тишине, обхватив рукой стакан виски, провожу большим пальцем по хрупкому хрусталю, прекрасно понимая, что только что выставил себя на посмешище. И это плохо. На самом деле, это хреново.
Кажется, проходит целая вечность, прежде чем он снова заговаривает:
— Послушай, приятель, я женатый человек. И иногда это означает делать вещи, которые ты не хочешь делать ради своей жены. — Одним глотком он допивает виски и ставит стакан на стол перед собой, затем смотрит на меня. — Если бы Мэнди узнала, что ты приходил ко мне, и я тебе отказал, она бы оторвала мне яйца. — Он понимающе смотрит на меня. — А мне нравятся мои яйца, Фалько.
— Хорошо, — бормочу я, потому что что-то подсказывает, что ему что-то от меня нужно.
— Я помогу тебе, — говорит он, уверенно кивая. — Но… — делает паузу, — когда ты покончишь со всем этим, ты встретишься с Мэнди, проведешь с ней некоторое время и позволишь ей вывести тебя из себя. — Он встает, берет графин с виски, наполняет мой бокал, затем доливает в свой. — Ты будешь вести себя так, словно она — лучшее, что когда-либо появлялось в твоей жизни, потому что, черт возьми, так оно и есть. Ты будешь любить ее, как положено брату. Когда она будет звонить или писать, ты всегда будешь отвечать. Она обнимет тебя — ты обнимешь в ответ. Она поцелует тебя — ты охотно подставишь щеку, потому что это сделает ее счастливой, понял?
Хоть это крайне неприятно, но я счастлив знать, что о моей сестре хорошо заботятся.
— Я понял.
Как только начинаю расслабляться, дверь распахивается, и в нее вбегает миниатюрная рыжеволосая девушка в белой атласной пижаме, истерически рыдая.
Эвандер вскакивает со стула и бросается к ней, обхватывая руками.
— Мэнди, милая, что случилось?
Такое ощущение, что она, не успев проснуться, прибежала сюда.
— Папе звонил Юлий. Он и его парни явились к Гамбино, потому что… потому что… — Ее голос прерывается. — Джио убил Мигеля. — Еще один приступ рыданий, она задыхается: — Джио. Он… он… — Она не может говорить, не рыдая. Наконец, тяжело дыша, она продолжает: — Он отрезал ей палец, Вандер. — Гнев овладевает ею, она хватает его за рубашку и рычит: — Он, бл*дь, забрал Ану.
Эвандер напрягается, и я вижу, как яростно он сжимает челюсть.