— Ты пахнешь свежим воздухом.
Его голос был хриплым и низким, и проник прямо в мою душу. Он злил меня, но заставлял мое тело пульсировать одним лишь взглядом, подергиванием полных губ или движением гибкого, опасного тела.
Я провела пальцами по влажным волосам, играя с их кончиками.
— Я была на пробежке.
Его глаза сузились.
— Чтобы успокоить нервы?
Я сжала внутреннюю сторону ладони, ненавидя себя за то, как легко он меня читает. Как и в наших спорах. Высокомерная задница.
— Да, — выдавила я, решив, что врать нет смысла.
— Жаль. — его живые глаза потемнели, уголок рта изогнулся так мягко, что никто не смог бы этого заметить. Но я заметила. Потому что я провела последние три года, анализируя каждое его движение, каждое его слово, пока мы соревновались. — Мне нравится, когда ты нервничаешь.
Гнев кипел во мне, и потребовалась вся моя энергия, чтобы не огрызнуться на него.
Потому что именно этого он и хотел.
— Боишься, что не успеешь? Что не справишься со мной?
Мой пульс подскочил, и я уставилась на него, игнорируя его пухлые губы, которые ухмылялись мне.
Секс не то, чему можно научиться по книгам. Это должен быть опыт, и я уверена, что у него его больше, чем у меня. Но я не колебалась. Я не позволю ему отпугнуть меня или заставить почувствовать, что я недостаточно хороша.
— Перестань болтать, — тихо произнесла я, глядя на него сквозь ресницы.
Его ухмылка исчезла, а мышцы лица напряглись.
Его пальцы скользнули по моей щеке и остановились на краю челюсти. Он медленно наклонил мою голову в сторону, открывая шею. Я заметно сглотнула, и чем дольше он смотрел, тем больше я знала, что он мог видеть, как мой пульс прыгал под кожей. Он анализировал меня, медленно, тщательно — так, как никогда не делал ни один парень.
Разоблачённая — не самое подходящее слово для того, что я испытывала.
Обнаженная.
Уязвимая.
У врага.
Его палец прижался к моей челюсти, и я пошевелилась, сжимая ноги вместе, когда мой центр запульсировал от потребности.
Его большой палец коснулся края моей нижней губы, и я увидела, как его глаза потемнели и стали жесткими.
— Мне всегда нравилось представлять, как этот умный, элегантный ротик обхватывает мой член.
Я выпрямилась, даже когда дрожь взяла верх. Выдохнула, ненавидя себя за тяжесть в груди.
— На колени, — прошептал он, смотря мне в глаза.
Я стояла неподвижно перед ним, в них горел вызов.
Я хотела огрызнуться, хотела проклясть его, но не могла сдержать волнение, растущее в душе. Трепет наполнил мой желудок.
Вместо обычной ярости я почувствовала возбуждение от его тона, от его командного голоса и прикосновения.
Несколько месяцев назад, черт, несколько часов назад я бы дала себе пощечину за то, что призналась в этом.
Но перед ним, пойманная в ловушку его взгляда, я не могла этого отрицать.
Я зациклилась на Натаниэле Рэдклиффе как на своем враге. Он стал силой, двигающей меня дальше, заставляя мощную энергию расти внутри, встречая его для каждого вызова.
Я никогда не думала о нем как о… любовнике.
— Ты тщеславный сукин сын, Натаниэль Рэдклифф, — прошипела я.
Я опустилась, кожа моих коленей коснулась прохладных мраморных плит.
— Я знаю, — он одарил меня дружелюбной улыбкой, стоя передо мной, его член находился на уровне моего лица, руки засунуты в карманы в расслабленной позе. В позе, к которой я привыкла. — Козел. Мудак. Но тебе это во мне нравится.
Я стиснула зубы, встретившись с его глазами так высоко надо мной, но дрожа под его пристальным взглядом. Я знала, что он мог видеть мою рубашку, видеть, как вздымаются верхушки грудей под резким, быстрым дыханием.
— Мне в тебе ничего не нравится, — сказала я, желая, чтобы это прозвучало холодно, но у меня перехватило дыхание.
Уголок его рта дернулся. Начало редкой улыбки.
— И все же ты стоишь передо мной на коленях совсем по другой причине, чем в прошлый раз, Джульетта. Разве ты не говорила, что это никогда не повторится?
Мои глаза сузились, когда я закрыла рот. С этим я не могла поспорить.
— Люди податливы, милая. Предсказуемы, — сказал он, изучая меня. Его глаза сузились, когда он сделал паузу. Словно он искал что-то, что, как он знал, я охотно отдам ему. — Но ты меня удивляешь.
Я стояла совершенно неподвижно, но не могла сдержать немного гордости, наполняющей меня. Я тоже в этом сомневалась. В каждом слове Натаниэля имелась скрытая цель, скрытый смысл, который знал только он, и снова я почувствовала себя брошенной в темноте, когда он смеялся надо мной.