Он входил, глубоко и медленно, не беспокоясь, что кто-то зайдет к нам, и я одновременно презирала и любила этот факт в нем.
Он никогда не позволял другим управлять собой. Никогда не позволял другим диктовать свое время или присутствие. Он был из стали и железа. Кован и нерушим.
Я ощущала себя хрупким стеклом в его сильных руках.
Боролась с ним — толчок за толчком, поцелуй за поцелуем, покусывание за покусыванием, и каждый раз он встречал меня, доставляя друг другу такое интенсивное удовольствие, что я боялась, что это положим конец нам обоим.
Глава 8
Проходили дни, и каждая минута была потрачена либо на то, чтобы улизнуть с Натаниэлем, либо на мысли о нем. Он был повсюду. В бассейне, в баре, на пляже, в ресторане— в моей голове, костях и душе.
Ночь мы проводили вместе. Скрытые за белыми дверями номера, он владел моим телом, и я позволяла ему, но не без борьбы. Я бросала вызов каждому его прикосновению своим, наши поцелуи были битвой за господство, наши руки были оружием, уничтожая другого.
Я перекатилась по белым простыням и рухнула, уставившись в идеальный потолок, по углам которого тянулись узоры в виде короны. Натаниэль лег рядом со мной, не скрывая своих быстрых вдохов, его грудь блестела от пота.
— Ты отвлек меня, — сказала я, пытаясь передать свое разочарование, но мой голос задыхался.
Натаниэль рассмеялся и закинул руку за голову.
— Я знаю твои слабые места. Ты не можешь отказаться от дебатов.
— Упоминать о президентских выборах, когда ты прикасаешься ко мне, это не слабое место, — тихо произнесла я, собирая волосы в свободный хвост.
Все мое тело все еще покалывало от его прикосновений, горячее и мокрое.
Натаниэль вновь рассмеялся.
Я села и хотела встать, но, выпрямившись, зашипела от боли.
— Что случилось?
Натаниэль взял меня за локоть и помог сесть.
Я стиснула зубы, глядя на свои распухшие ноги.
— Все дело в этих чертовых туфлях.
Натаниэль опустился на колени, и я внимательно наблюдала, как его пальцы коснулись
моей лодыжки. Я вздрогнула, и его взгляд метнулся ко мне.
Встав, он ухватил меня за икры и перекинул мои ноги обратно на середину кровати. Сел рядом со мной и осторожно положил мои ноги себе на колени. Откинувшись назад, удобно устроившись на подушках и изголовье кровати, его пальцы массировали мои ноги, осторожно, нежно.
— Это может помочь, — сказал он.
Мое горло сжалось, и все, что я могла сделать, это смотреть на его сильные пальцы, работающие с мышцами и тканями на моих чувствительных ногах.
Когда его палец коснулся моей лодыжки, такой нежной, такой чувствительной, я вздрогнула.
— Слишком сильно?
Я прикусила губу, сдерживая стон.
— Нет, просто удивил, — ответила я, все еще задыхаясь.
Натаниэль включил телевизор, висевший на стене напротив его кровати, все еще массируя мои ноги. На экране шел черно-белый фильм, где мужчина играл на пианино. Я сразу узнала его.
— Касабланка, — сказала я, прижимаясь щекой к подушке.
— Ты знаешь?
Я промурлыкала.
— Да.
Его прикосновения, пальцы сделали меня сонной, счастливой и в безопасности.
Знаменитая мелодия наполнила комнату, и я не могла не подумать о финале.
Как Ингрид Бергман ушла от Хамфри Богарта. Пустота заполнила мой желудок.
Я чувствовала себя в безопасности с Натаниэлем, мне было комфортно, и я не могла вспомнить последнего человека, который заставлял меня чувствовать себя вот так.
Это летний роман, и даже когда его пальцы впились в мои ступни, я знала, что он оставит меня.
Но я не могла избавиться от этого чувства.
Остановить эмоции, которые я никогда не могла себе представить, обернувшиеся вокруг моего горла и перекрывавшие кислород.
Но, возможно, думала я, пока сон тащил меня дальше в рай, я притворюсь, что он мой навсегда.
***
Каждое утро я вставала раньше него, тайком выходила из его номера и исчезала прежде, чем меня успевал застать рассвет. Мне пришлось притвориться, когда я увидела его сидящим на веранде, полностью одетым, в черных очках, скрывавшие его яркие глаза от меня, что он не был глубоко внутри меня прошлой ночью, большой и горячий. Что его сильные пальцы не сжимали мои соски до тех пор, пока они не стали влажными и болезненными, а затем не втянули их в свой жадный рот. Или что он заставил меня спорить с ним о политике Кубинского ракетного кризиса, в то время как его язык дразнил мою пульсирующую киску, покусывая чувствительную плоть, пока я не укусила себя за руку, чтобы не называть его богом.