— Я должностное лицо и имею право проводить предварительное расследование в форме дознания. А кто мешает отправлению правосудия, того…
— Ну так и отправляйтесь отправлять ваше правосудие! — Вере надоело. — Спрашивайте охрану театра, артистов, близких… покойного.
Милиционер вздохнул. Дзюба дописывал концовку протокола: «…С моих слов записано верно, подпись, дата».
— А чого вин оставался поздно вечером один в театре, не знаете?
— Захотел и остался.
— Вы, гражданочка, напрасно с нами так. Вот ваш муж, например. Он же мог ревновать. Кто ваш муж? Фамилия, место работы…
— Что?!
— А может, вы мужу изменили и он того…
Щеки у Веры похолодели. Она прижала руку ко рту и, боясь нечаянным взглядом выдать себя, отвернулась от капитана.
— Прошу меня извинить, — сказала она. — Плохо себя чувствую. Сейчас говорить не могу. Давайте потом… — Она решительно направилась в холл, открывая входную дверь.
Смолярчук пожал плечами.
— Подпишите. — Дзюба протянул ей два листочка бумаги.
Когда за ними закрылась дверь, Вера рухнула на диван, обливаясь слезами. На нее невыносимой тяжестью обрушилась догадка.
Андрей!
Он так дико ревновал меня все последнее время. А я только подогревала его ненависть к Антону. Боже мой, какая я дура! Господи… Зоопарк ведь мне вспомнился по ассоциации с Андреем…
Веру била дрожь. Единственный человек, который мог вот так жутко свернуть шею здоровому мужику, — это Андрей Двинятин. В мирной жизни ветеринар, а в далекой, армейской — десантник. Человек сильный, тренированный, мастерски владеющий айкидо.
Он мог шутя справиться с несколькими не такими серьезными противниками, а с равными не знал поражений. Хотя с виду не скажешь — обычный человек…
Пай забился под диван и стал оттуда слегка поскуливать. Горе хозяйки его тревожило, он чувствовал себя незащищенным. И потом, за всю песью жизнь он видел маму Веру в таком состоянии только дважды. А ведь он был уже взрослой семилетней собакой. Верино отчаяние передалось псу. Поскулив немного, спаниель запрыгнул на диван и лег, положил красивую голову на лапы и не сводил умного взгляда с плачущей женщины, дожидаясь, пока она успокоится.
Она кое-как пришла в себя, но почти физически испытывала ощущение шокового удара. Когда все правильные мысли, ориентировка в пространстве куда-то пропадают и нужно время или огромное усилие, чтобы очнуться. Все тело болело. Как врач-психотерапевт, она отлично знала о таких состояниях, но все, что она говорила обычно своим пациентам, сейчас, обращенное к себе, не помогало.
Срочно нужно противоядие. С кем-то близким поговорить, излить душу, выплеснуться. Лидка!.. Ближайшая подруга. Она же работает с Антоном в одном театре.
Вера вскочила, и Пай тоже вскочил, глядя на нее.
Мчаться в театр? Искать ее на репетициях? Нет… Там убили Антона. Милиционеры, наверное, ходят и выспрашивают. Задают свои дурацкие вопросы. Нарисовали, может быть, меловой контур на полу. Не хочется этого видеть. Лучше позвонить.
Гудки, гудки, сколько можно ждать? Наконец-то Завьялова ответила.
— Лидочка, какой ужас… Ты уже все знаешь? — сказала Вера. — Я ничего не понимаю. Можно с тобой погово…
— Нельзя! — Лида так рявкнула в трубку, что Вера вздрогнула. — Она не понимает, видите ли! Ты! Ты!!!
Артистка задохнулась.
— Он был мой, понимаешь?! Моя последняя любовь! Аты его у меня забрала! Ну конечно, мы все из себя такие крутые: доктор, экстрасенс, красотка, умница! Гипнотезерша, блин!.. Ну вот кто ты после этого?! И видишь, чем все закончилось?! Если бы не ты…
Вера молчала в абсолютном шоке. Она что, серьезно? При чем тут какая-то идиотская ревность, когда человека убили?!
— Короче, я тебя больше знать не хочу. И ты мне не подруга. Ты никто, и звать тебя никак! Не звони мне больше. — В трубке загудели короткие сигналы.
Лученко села, закрыла глаза. Понятно. Как это в ее духе!.. Лидка Завьялова — женщина незаурядная, отличная актриса, с фигурой Моники Белуччи, но характером Джека Николсона. В хитрости, змеином коварстве и очаровании садового колокольчика с ней мало кто мог сравниться. К тому же еще жадность к разнообразным удовольствиям и мужчинам… Ни один мачо в радиусе километра не мог принадлежать никому, кроме нее. У них с Антоном уже что-то было еще до его знакомства с Верой, конечно. И она просто дико приревновала к подруге… Еще тогда, в театре, начала злиться, но кто же знал, что до такой степени… Нет, это все ерунда, мусор, нельзя об этом, несопоставимо с такой бедой, когда человек умер…
Есть еще Дашка, Дарья Сотникова, хозяйка рекламного агентства, тоже близкая и задушевная подруга уже много лет. Это она недавно организовала Вере выгодный заработок — уговорила ее подключиться к решению проблем депутата, которого продвигало ее рекламное агентство.