- Это был… Это был ты? - проговорил Люк сквозь стиснутые зубы. - Ты “Психопат из Южного округа”, да?
- Думаю, ты прав, сын. Чёрт тебя дери! Я думал, что ты давным-давно всё понял и прикончил старика ради меня. Вот дерьмо! А ведь на секунду мне даже показалось, что будто бы я горжусь тобой, - Джордж смеялся, - ну, что ж стоишь, разинув рот, дурачок ты такой? Только не говори, что ты сердишься на своего папу.
В течение нескольких секунд многое пронеслось в голове у Люка. Больше всего это напоминало документальный фильм о его детстве. Главным мотивом этого фильма было постоянное садистское жестокое желание отца испортить сыну жизнь. Испортить буквально во всём. С одной стороны - физическая боль. Отец зверски избивал его в детстве, когда он был ещё слишком мал, чтобы дать сдачи. Периодически он трогал его там, где не следует. Эти моменты Люк старался никогда не вспоминать. Он всегда издевательски реагировал на любое событие в жизни сына и в том числе на оценки, когда он приносил домой “хорошо” вместо “отлично”. Но это всё ерунда, по сравнению с глумлением над сыном после того, как его жестоко отвергла самая красивая девочка их района. Заставлять сына плакать - оставалось самым приятным развлечением Джорджа Бенсона долгие-долгие годы. Он идеально отточил этот навык, методично уничтожая самооценку сына и делая всё, чтобы он вырос никому не нужным отшельником. Что в итоге и произошло. Закапывание мёртвых девочек возле его дома было кульминацией всему, окончательным выражением презрения и самым изощрённым способом отравить ему жизнь. Джордж снова засмеялся, его лицо раскраснелось ещё сильнее.
- О, ты бы видел выражение своего лица, сын. Тебе будто хорошего пинка отвесили, - он фыркнул, - было времечко, когда ты постоянно ходил с такой рожей.
Люк бросился на старика, налетел на него со всей силы и повалился вместе с ним на пол. Драка была жестокая. В первые секунды отец даже успел нанести Люку пару резких отрывистых ударов, хотя и был застигнут сыном врасплох. Но Джордж оказался прав - он был слишком стар, чтобы теперь одолеть сына. Люк с лёгкостью принял эти несколько ударов и вскоре отвоевал инициативу, залез на старика сверху и принялся месить лицо ублюдка кулаками. Он разбил ему нос, разорвал губу, сломал челюсть и выбил несколько зубов. Из глубоких царапин на багровых щеках старика лилась кровь. Наконец он затих и Люк принял это за попытку сдаться, но осознание собственного превосходства ничуть не убавило ярость и Люк ещё какое-то время продолжал бить кулаками лицо, уже изменившееся до неузнаваемости. Лишь когда у него устали руки, удары стали реже и слабее. Он бессильно опустил руки вдоль тела и всё закончилось. Каждая рука весила центнер. Несколько минут он просто сидел, тяжело дыша и в ступоре разглядывая лицо отца. Осознав наконец, что Джордж Бенсон мёртв, Люк моментально вышел из ступора, сдавленно охнул и зарыдал. Так продолжалось какое-то время. Хотя отец Люка и был бесполезным куском дерьма, он всё же был последним его живым родственником. В эту унылую минуту ему показалось, что забить до смерти старика - это идеальное завершение его, Люка, дерьмовой жизни. В мире не осталось ни единого человека, который заботился бы о нём, пусть даже таким вот изощрённым образом. Ни семьи, ни друзей, лишь собаки его любят. Он плакал и проклинал старика, позволив себе наконец выплеснуть всю досаду и разочарование, которые скопились в нём за долгие годы, и отчаянно оплакивал ту жизнь, которая могла бы у него сложиться, если бы его воспитывали достойные люди.
Когда буря эмоций наконец утихла, он встал и тщательно осмотрел дом. Он зашёл так далеко не ради того, чтобы старик, уже будучи мёртвым, продолжал отравлять ему жизнь, и он нашёл то, что искал. В запертой на замок коробке под кроватью Джорджа Бенсона. Внутри лежали ужасные полароидные снимки его жертв вперемешку с мелочами, которые он уносил с места преступления на память: пряди волос, предметы нижнего белья, удостоверения личности и маленький кусочек гниющей плоти, завёрнутый в прозрачный полиэтиленовый пакетик. Наткнувшись на этот пакетик Люк сморщился от отвращения, это явно был чей-то отрезанный сосок. Он принёс коробку в гостиную, достал из неё несколько предметов и аккуратно разложил их на журнальном столике. Он хотел создать впечатление, будто старик провёл свою последнюю ночь на земле, ностальгируя над всем этим. Когда все вещи были разложены как надо, Люк спустился в гараж и взял отцовский дробовик. Вернувшись в дом, он принёс с кухни стул и усадил на него труп старика. Стул он развернул так, чтобы пятна на ковре совпали с предполагаемыми брызгами от выстрела. Люк не был уверен удастся ли ему осуществить задуманное, но раз уж он уже инсценировал одно место преступления этой ночью, то почему бы не сделать это снова? Шансы, что всё сложится в худшую для него сторону, были высоки, но он готов был приложить все усилия, чтобы всё сделать как надо. Он приставил ствол дробовика к подбородку отца и вложил рукоять в его руку. Это оказалось не так просто и потребовало довольно много времени, но в итоге у него получилось. Грохот выстрела заставил его вздрогнуть, на время оглушив. Лицо отца превратилось в кровавое месиво. Сцена была тошнотворной, но Люк не позволил эмоциям снова взять верх.