Только по фальшивым авизо, изготовленным в результате проникновения в компьютерную систему банков, уже похищено свыше 4 триллионов рублей.
В 1991 году сотрудниками "Внешэкономбанка", имеющими доступ к компьютерным программам учета и ведения банковских операций, похищено 125,5 тысячи долларов США. Недавно путем проникновения в компьютерную сеть Центробанка предпринята попытка хищения 58 млрд. рублей".
Из доклада Совету безопасности РФ.
Апрель 1993 г.
Майор Шаповалов явился с планерки взъерошенный.
- Ну, орлы, проследили счета алмазников?
- Проследили, - кивнул Толмачев. - Как и предполагали, все концентрируется в "Примабанке".
- Не ошиблись, Коля? Слишком легко подставилась контора...
- Ошибка исключена. Контрольную проверку делали параллельно с Олейниковым.
- Точно, - простуженным голосом подтвердил Олейников, скрытый дисплеем. - "Прима" нарисовалась.
- Любопытно-о, - протянул Шаповалов задумчиво. - Понимаете, что это значит?
- Еще бы! - сказал Толмачев. - Оборзевшая "Прима" создает мощный резервный фонд, обходя федеральные закрома. Для какой такой надобности? И если учесть ее связи с алмазниками...
- Это на третьей странице, - присовокупил Гога Олейников. - Второй абзац сверху плюс таблица.
- Побегу к Кардапольцеву, - решил Шаповалов. - Это серьезно. Гога, сделай еще одну распечатку для полковника.
- Уже сделал. - Из-за монитора показалась узкая голова с неуставной лохматой прической. - У меня тут мысль, товарищ майор!
- Не надо, - отмахнулся Шаповалов.
- Надо, надо! - заторопился лейтенант Олейников, бывший компьютерный хулиган. - В случае чего деньги у "Примы" можно назад свистнуть.
Шаповалов приостановился, озадаченный, в двери.
- Любопытно-о... Только объясни, что подразумевается под этим техническим термином - "свистнуть"?
- Ну, отыграть! Вот смотрите... Последний счет алмазников копируем сюда, сбрасываем на актив, меняем файл, сбрасываем в петельку, даем команду обратного отсчета... Во, пошло, пошло!
- Стой! - застонал Шаповалов. - Ну, детский сад... Останови!
- Вы чо, товарищ майор? - удивился Гога. - Это же имитация на нашей копии. А то я порядков не знаю...
- В инфаркт вгонишь, имитатор, - вытер лоб начальник группы. - Не можешь по-людски объяснить?
- А я чо делаю! - обиделся Гога. - Говорю же, последний счет копируем, сбрасываем на актив, потом в петельку...
- Помолчи! - поднял руку Толмачев. - Борис, ты читал последний доклад по обеспечению информационной безопасности?
- Читал, - насторожился Шаповалов. - Так там же говорится об информационной диверсии!
- То, что предлагает наш юный друг, и есть информационная диверсия. С помощью программы Гоги можно раздеть любой банк до трусов. Была бы возможность войти в сеть учета и ведения операций.
- Так, - почесал переносицу Шаповалов. - А в группе мониторинга могли до этого додуматься?
- Уже додумались, - буркнул Гога. - Только насчет петельки не сообразили. А без нее останутся следы. Им проще, в мониторинге. Они в сеть врезаются и пасутся.
- А ты, значит, не пасешься? - прищурился Шаповалов.
- Не дают, козлы! - огорченно сказал Олейников.
- Какая жалость... Набросайте предложение насчет банка и трусов. Коротко и внятно. Без петелек! Чтобы даже я понял. Полчаса хватит? Заодно и покажу полковнику. Может, наш вариант продвинет операцию. Чем черт не шутит...
Гога подождал, пока за начальником закроется дверь, и сказал:
- Вот хороший он, Борис Викторович, душевный. И ученый, и экономист. А компьютера боится. Я уже заметил, Николай Андреевич, что все старики боятся компьютеров. Тут, блин, наблюдается психологическая детерминация, а вовсе не возрастная.
Если...
- Кончай трепаться, - одернул его Толмачев. - Мне тоже не двадцать лет. И даже не тридцать. Так что без намеков! Давай работать...
Олейников скрылся за компьютером - писать, а Толмачев встал за его спиной - редактировать по ходу...
Как в воду глядел: отпуск откладывался на неопределенное время. Теперь группа уходила с работы поздно вечером. А по утрам на оперативных совещаниях Кардапольцев раздраженно намекал всем о чувстве ответственности. Под этот нервный шум майор Шаповалов, боявшийся компьютеров, вознамерился оборудовать группу по последнему слову техники. И благословил Гогу как специалиста на разбой. Специалист тряс пожилого подполковника, отвечающего за материально-техническое обеспечение.
- У вас в группе и так только черта лысого не хватает! - слабо отбивался подполковник. - Смету жрете, как черви яблоко...
У него давно шла кругом голова от бардака, а под ним он понимал чудовищное несоответствие штатных должностей званиям, несоответствие, мало представимое в нормальном армейском подразделении, но вполне обычное в ОБЭП. Подполковник лейтенанта Гогу, л е т е х у, крикуна лохматого, ходившего, сунув руки в брюки, не решался поставить на место - вдруг этого обормота завтра назначат руководителем группы.
Окруженный мигающей, тикающей, попискивающей и рычащей техникой, лейтенант блаженствовал, вдыхая с отрешенным взглядом наркомана запах изоляции, припоя и разогретых панелей.
Именно так представлял он в армии и в институте рай. Поначалу Толмачев, наблюдая угрожающую активность Олейникова, опасался, что мальчишку понесет в безудержное изобретательство, в выдумывание очередного перпетуум-мобиле, только на компьютерном уровне. Однако вооруженный до зубов Гога иногда выдавал предложения, от которых завистливо ежились технари из группы прослушивания и мониторинга. Грубый майор Спесивцев, начальник "слухачей", потребовал вскоре перевода Олейникова "по принадлежности", то есть под свое начало. Шаповалов смог убедить Кардапольцева, что изобретательство лишь хобби лейтенанта, приработок, что Гога обладает блестящими задатками аналитика и негоже зарывать в землю этот талант. Под руководством же майора Спесивцева юное дарование быстро превратится в шабашника, научится выпивать, не закусывая, сквернословить и растеряет аналитические способности, каковые они, Шаповалов и Толмачев, всячески взращивают, пестуют и холят. Гогу "слухачам" не отдали.
Почти год назад, когда Толмачева перевели в новый отдел без названия и точных функций, он затосковал. Ему нравилась прежняя работа, пусть и суматошная, разъездная, но основательная, по профилю. Она давала повод и для самоутверждения, и для самоуважения. Слаб человек - кому не хочется потешить тщеславие... Кроме того, прежняя работа не с неба свалилась, а трудами немалыми досталась.