Ну давай, Турецкий, начинай шевелить своими хвалеными мозгами.
Распрощавшись с Грязновым, я поплелся к машине. Несколько минут сидел, тупо уставившись в одну точку, пока, наконец, у водителя не иссякло терпение и он не поинтересовался:
Куда едем, Александр Борисович?
До сих пор не могу привыкнуть, что ко мне обращаются по имени-отчеству. Когда я сказал об этом Меркулову, он только похлопал меня по плечу:
Привыкай, старик. Заслужил.
Ну может быть. Может, за полтора десятка лет доблестной службы в органах правопорядка я и удостоился великой чести, чтобы ровесники называли меня Александром Борисовичем, но привыкать к этому я отказываюсь. Так и знайте.
Я вздохнул. Куда ехать, я совершенно не знал. Домой? Нет смысла. Все равно теперь-то уж мне спокойно не заснуть. В прокуратуру? Тоже бессмысленно. Буду слоняться по коридорам, как сомнамбула.
Все-таки я решил ехать на работу. Надо заняться процессуальными бумажками — постановление составить о возбуждении уголовного дела. Принять дело, так сказать, к своему производству. Дать практикантам важное поручение — завести новую папку для этого дела. Между прочим, недавно ко мне прислали одну практикантку, студентку последнего курса юрфака, — первый класс, я вам скажу... Но это к делу не относится.
Итак, я поехал в прокуратуру. И правильно сделал, потому что через по л минуты после того, как я вошел в свой кабинет, раздался звонок.
Это был первый заместитель Генерального прокурора Андрей Андреевич Быстров. То, что он звонил мне, было уже само по себе странно. Если я и общался с кем-нибудь из начальства, то только с Меркуловым. Через него же мне передавали все распоряжения сверху. Помнили то время, когда я был у него стажером.
Турецкий?
Я.
Зайдите ко мне.
Ну вот. Я же говорил, что это дело не принесет мне ничего хорошего. А только всякие неприятности, типа общения с руководством.
12 часов по восточному времени США
Нью-Йорк,
Бруклин, Шипсхед-бей
Сентябрь в Нью-Йорке — самое замечательное время. Уже спала одуряющая августовская жара, от которой, по выражению Вилли Токарева, «даже черным очень жарко». Уже не надо искать спасительного прибежища в кондиционированной прохладе автомобилей и магазинов. Уже рубашка не липнет к спине, а подошвы к асфальту. Не надо литрами пить кока-колу с бултыхающимися в стакане и стремительно тающими кубиками льда. С другой стороны, н сентябре еще не наступила промозглая слякотная сырость, характерная для нью-йоркской поздней осени. Целый месяц, а то и два будет стоять прекрасная теплынь, когда деревья только раздумывают — нора начать им желтеть или еще подождать.
В сентябре хорошо гулять по Нью-Йорку. Пройтись по Парк-авеню, по вечно людным манхэттенским улицам, по Бродвею, по набережным, конечно, по дорожкам Центрального парка...
Грише Резнику, впрочем, несмотря на нью-йоркский сентябрь, было не до прогулок. В сентябре он работал точно так же, как и в августе, и как будет работать в октябре, ноябре, декабре и во все остальные месяцы. Даже без гарантированного трудовым законодательством Соединенных Штатов двухнедельного отпуска. Хотя Гриша в профсоюзе не состоял и «то это не касалось. Так что не до прогулок было Грише Резнику. Ему надо было кормить семью.
Потому в этот день он встал как обычно, в шесть часов утра, побрился, проглотил «эггз энд бекон», по-нашему яичницу с ветчиной, запил чашкой дурного американского кофе, а потом завел свой верный «шевроле каприс классик» и отправился по бесконечным улицам «Большого яблока» в поисках клиентов.
Гриша Резник был одним из бесчисленного количества эмигрантов, крутящих баранку желтых нью- йоркских такси.
День как день — ничего особенного. Гриша колесил по городу, старательно избегая «чужих», «черных», «желтых» и других опасных районов, на грязных улицах которых запросто могли кинуть железным болтом в стекло, проткнуть шину, а то и выволочь на асфальт и ни за что набить морду. Город еще со времен Великой депрессии был поделен бандитскими группировками на несколько зон влияния. Таксисты, как и везде в мире, традиционно входили в сферу повышенного контроля со стороны мафии, и поэтому (хотя это и было трудновато) нарушать границы Гриша не рисковал.
А иногда очень хотелось. Как, например, сегодня. Часы уже показывали половину девятого, стрелка, определяющая количество бензина, тоже не радовала, а потертые сиденья Гришиного «каприса» не почтила своим прикосновением еще ни одна задница клиента. Ну куда это годится?