— Совбеза? Так это же совсем дутая структура? — сделал вид, что удивился Губайс. — Совсем номинальная. Не согласится.
— Согласится. Не место красит человека, а человек место. Главное, все это торжественно обставить. Назначение огласит лично президент в прямом эфире. Сможет? — Зорин испытующе смотрел на Губайса.
— Постараемся, Таню подключим, и Акачурина подтянем, — на ходу просчитывал ходы Губайс. — Спасибо, большое спасибо, Виктор Петрович. Вам бы Нобелевскую премию за такую идею дать.
Жаль, номинации подходящей нет. Ну да придумаем! Иду к Самому.
И Губайс умчался претворять новую идею в жизнь. Голоса генерала надо было брать оптом и немедленно.
XXVII
Розовые фламинго уже проснулись. Они деловито и величественно вышагивали по вольеру, высоко поднимая коленки. Казалось, им не было дела до окружающих. Правда, и окружающих пока почти не было. Московский Зоопарк всего лишь полчаса как открылся, и на этой дальней аллее, за прудом, посетителей не наблюдалось. Разве что по водной глади деловито сновали утки и с достоинством лавировали гордые лебеди. Но это были не посетители, а хозяева пруда. Лебедей за эти годы стало больше: четыре роскошных экземпляра, по-видимому, две семейные пары. А раньше была одна.
Саша пребывал пока в полном одиночестве. Он специально приехал пораньше, чтобы без помех посмотреть на этих птиц, которыми он так восхищался. Ког-да-то в детстве, в редкие посещения зоопарка, он всегда тащил маму сюда, когда другие дети бежали к обезьянам и слонам. Теперь, когда он вырос и повзрослел, к детскому восхищению примешивалось еще и уважение. Ведь о верности друг другу, своей любви и семье этих птиц ходят легенды! Говорят, что если погибает один из лебедей, второй поднимается высоко в небо и бросается, камнем вниз. «Это называется — наложить на себя крылья, — подумал Саша грустно. — Интересно, как поступит Оля, если его все-таки замочат? Вот сейчас, например, — место идеальное!». — Он инстинктивно оглянулся и заметил вдалеке своего бывшего куратора.
Введенский приближался неторопливым прогулочным шагом, помахивая легким коричневой кожи портфельчиком. Саша отогнал мрачные мысли и принялся наблюдать за птицами.
«Странная складывается ситуация, — прикидывал Саша, следя за перемещениями ближайшей пары лебедей. — Сколько лет мы с Введенским были врагами, а злости на него нет!»
Когда-то он готов был задушить Игоря Леонидовича голыми руками, лишь бы оторваться от вездесущей гэбухи. А вот оторвавшись, он вдруг понял, что чисто по-человечески Введенский ему даже симпатичен. Просто работа у него такая. Своеобразная. Ничего личного!
Саше показалось забавным, что они похожи на двух одноклассников, которых надолго развела жизнь, а тут вдруг столкнула вновь. И связывают их только нехитрые общие воспоминания. Так как же поступить: протянуть Введенскому руку или ограничиться легким кивком головы, как в прежние времена? И кто они теперь, друзья или враги?
Удивительное дело! Приближаясь, Введенский улыбался. Саша поймал себя на мысли, что вообще никогда прежде не видел улыбки Игоря Леонидовича. А ничего улыбка-то. Почти искренняя. Не вполне, конечно, человек, но уже и не крокодил. Введенский первым протянул руку. Саша охотно ответил на это рукопожатие и тоже улыбнулся.
— Как живете-можете, Игорь Леонидович?
— Нормально, Александр Николаевич. Однако мне представляется, что не только этот вопрос вас волнует. Не затем же мы встретились? Или как, о погоде поговорим? Лето нынче раннее... — сказал фээсбэшник каким-то деревянным, ненатуральным голосом и окинул взглядом окрестности.
Получилось театрально и совсем не похоже на прежнего Введенского. Что это с ним? Неужто волнуется? А, понятно, это он шутит так!
— О погоде не будем, А вам не откажешь в прозорливости, вы прямо пророк какой-то, — начал Саша в своей всегдашней ироничной манере, то есть именно так, как прежде старался разговаривать с куратором. Но почувствовал, что сейчас это неуместно. — Да, мне хотелось бы обсудить с вами дела государственной важности.
Эти слова Саша произнес отнюдь не театральным шепотом, а самым что ни на есть банальным тоном, без всякого пафоса. Хотя куда как серьезно это звучало: государственной, блин, важности!
Введенский поднял брови — вроде как удивился. Однако было понятно, что он ожидал какого-то заявления в этом роде. Он же все просчитывает на десять ходов вперед!
Экс-куратор внимательно посмотрел на Сашу и кивнул:
— Излагайте... — он достал из портфеля пакетик" с заранее порезанным хлебом и принялся бросать его птицам. Обо всем подумал, мастер добрых дел!
— Ко мне в руки... оперативным путем... попали некоторые сведения, которые имеют отношения к развитию политической ситуации в стране, — Саша скромно потупился. Прямо не Белов — школьница на приеме у гинеколога. Мол, случайно мимо начальства бежал, хвостиком махнул, вот тайна упала и прилипла. Помогите, дяденька, разобраться, что к чему. — В общем, в Кремле есть силы, которые, по-моему, готовы пойти на самые драконовские меры, если ситуация с выборами станет выходить из-под контроля...
— Вы, конечно же, имеете в виду нашего общего «друга» Виктора Петровича? — Введенский махнул рукой в сторону, наверное, Кремля.
— Именно, — порадовался Саша сообразительности Введенского.
Приятно все же работать с умными людьми, слов лишних можно не тратить.
— Но ведь вы сами работаете с ним в одной связке. Ваш банк «Социум» курирует, если не ошибаюсь, именно он? — словно бы удивился Введенский.
— Это еще вопрос — кто кого курирует, — Саша широко улыбнулся и сделал легкомысленный жест рукой.
— Не заноситесь, Александр Николаевич, — осадил его Введенский. — Не стоит надмеваться, тем более в вашем положении. Зорин — очень неслабый противник. Он вполне может сожрать вас со всеми потрохами и фондами и даже не подавится.
— Вот именно для того, чтобы заранее испортить ему аппетит, я и хотел с вами встретиться. Давайте сейчас не будем вспоминать старое, — примирительно
сказал Саша. — И у вас и у меня есть взаимные претензии. Но они — в прошлом. А сейчас речь идет о будущем.
Введенский бросил птицам последний кусок хлеба, аккуратно свернул пакетик и положил его в портфель. Вот он — главный принцип гэбэшника: не наследи!
— По нашим сведениям, его кардинальный план не одобрят наверху... — сказал он уверенно.
«Да, — подумал Саша, — Введенский явно не зря получает зарплату!» _
— Ну, это уж пусть они сами между собой разбираются, — Саша махнул рукой так резко, что ближайшие утки на пруду забеспокоились и разлетелись в стороны. — Своя рубашка ближе к телу. Мне бы хотелось иметь всего лишь гарантии того, что Виктор Петрович под шумок не сольет нас. Зарабатывая политический капиталец. У меня много чего на него есть. Интересного, между прочим. В случае чего мог бы поделиться с вами, если ситуация начнет становиться слишком опасной.
— Ну так припугните его, выложите перед ним солидный компромат. У вас же он заготовлен? — Введенский не столько спрашивал, сколько утверждал.
— Кое-что есть в заначке, — не стал отнекиваться Белов. — Только, боюсь,
они все там друг друга покрывают и наш компромат, даже попади он в соответствующие органы, просто положат под сукно.
— Так что же вы хотите от меня? — как будто удивился Введенский.
— Информации. Максимум сведений о его личной жизни, прошлом, связях, контакты, женщины... У каждого человека ведь есть что-то такое за душой, что он хотел бы скрыть от окружающих и, особенно, от самых близких. Скелет в шкафу, — Саша внутренне усмехнулся, вспомнив, что идея подключить к операции Введенского осенила его в пещере ужасов, в объятиях именно скелета. — Ну, вы сами понимаете…
— Хотите сыграть на нашей старой вражде с Зориным? Тогда им вы сыграли против нас. Теперь — нами против него? Запомните, Александр Николаевич, мы — не мстители, мы — псы государевы.