— В следующий раз я взломаю тебя там. — Он поцеловал меня в щеку, почти романтически, и я чуть не рассмеялась.
— Откуда ты знаешь, что я не делала этого раньше?
Селиан каким-то образом умудрился бросить на меня покровительственный взгляд, даже в середине секса, вонзаясь в меня так наказывающе, что я вонзила в его зад ногти, и слезы удовольствия скопились в уголках моих глаз.
Еще несколько рывков, и оргазм поднялся от пальцев ног к остальным частям тела, как землетрясение. Я закричала, на этот раз наслаждаясь медленным, чувственным ощущением теплого меда, покрывающего все мое тело, когда меня омыла кульминация.
— Близко, — выдохнул он, набирая скорость.
Через минуту мужчина вышел из меня и засунул член мне в рот, заставляя попробовать себя так, как я никогда раньше не пробовала. Я была сладкой и мускусной — неплохо... но слишком знакомо. Его теплая, густая сперма брызнула мне в рот, и мои глаза снова закрылись от удовольствия.
— На этот раз попробуй меня, — приказал он.
Что я и сделала. Позволила его сперме осесть на мой язык, ощущая ее землистый, соленый привкус. Я улыбнулась с полным ртом. Он улыбнулся в ответ, и был так душераздирающе красив, что на короткое мгновение мне пришло в голову, что я никогда не смогу оправиться от этого парня, что бы ни говорила мама.
— А теперь глотай.
Я выполнила приказ.
— Открой рот, — приказал он.
И снова выполнила, чувствуя себя странно комфортно, когда мной командуют.
— Умница.
Мы молча оделись. Часть меня все еще бредила тем, что мы сделали вместе, а другая часть хотела задушить себя за то, что позволила ему сделать это со мной, когда у него была невеста наверху. И.. запись. Боже. Неужели я действительно позволила ему все записать? Насколько же я глупа?
Очень глупа, когда дело касается его пениса.
— Селиан? — позвала я, завязывая свои конверсы. На этот раз белые.
Он обернулся и пригвоздил меня взглядом.
— Никто не должен знать об этом. — Я указала на камеру.
Мужчина кивнул.
— Мы спустимся на второй этаж и уничтожим запись, чтобы ты могла спать спокойно.
Смущение, должно быть, окрасило мое лицо, потому что он прижал костяшки пальцев к губам, подавляя одну из ослепительных улыбок, которыми отказывался делиться с миром.
— Обычно ты не столь любезен, — заметила я, когда мы шли к лифту, наши шаги и голоса эхом отдавались в почти пустой комнате.
— И ты тоже. Вот почему я хотел посмотреть, как далеко ты готова зайти. Оказывается… — Селиан схватил меня за талию и положил мою руку на сгиб своей руки. — Ты готова зайти довольно далеко, чтобы я тебя трахал. Я скажу отцу, что, если он еще раз с тобой заговорит, его ждет ад на земле. Но я никогда никому не позволю увидеть твои сиськи и киску.
— Это плохо кончится, — пробормотала я, даже не уверенная, слышит ли он меня.
Мы скользнули в лифт, и Селиан, ухмыляясь, нажал кнопку второго этажа.
— Но нам предстоит адская поездка.
Я никогда не верил в чудеса.
Мой жизненный опыт подсказывал, что жизнь прагматична, неконтролируема и непредсказуема. Меня по полной познакомили с этим, когда я застал отца со ртом нашей служанки, обернутым вокруг его члена, когда мне было всего пять лет.
Тогда он сказал мне, что они так играют, и я ему поверил. Более того, это выглядело довольно забавной игрой — мне нравилось трогать свой пенис, нравилось, когда меня щекотали, и сочетание того и другого казалось мне хорошей идеей, достойной Нобелевской премии, — поэтому, конечно, я поделился этим с мамой. Излишне говорить, что мама не была впечатлена тем, что мой отец проводил свои спонтанные игры с помощью прислуги.
Горничную уволили, мои родители сильно поссорились, и с тех пор я не помню времени, когда бы мы были счастливой семьей.
Или просто счастливы.
Или просто семьей.
Несмотря на все дерьмо, через которое они оба прошли вместе, несмотря на все романы и измены, и ругань через адвокатов, и то, что они опустились так низко, что заставили меня задуматься, насколько плохими могут быть люди, они не разводились до прошлого года.
Мой отец, однако, никогда не любил меня. Его презрение в основном присутствовало в том, как он смотрел на меня, как насмехался и как намеренно избегал всего, что мне нравилось или что имело для меня значение. Он думал каким-то хреновым образом, что я ответственен за медленное и неудержимое разрушение его брака. Что только доказывало, как мало ответственности отец брал на себя, когда дело касалось его проблем.