Я проглотила проклятие, которое грозило сорваться с моих губ.
— Сначала я разорвал помолвку. До этого момента мы с Лили были настоящей парой. Но потом понял, что Матиас сделал это отчасти потому, что становился слабее. У него было несколько сердечных приступов, и он знал, что передаст кресло президента мне. Он не мог смириться с мыслью, что я делаю работу лучше, чем он, зарабатываю больше денег. В то же время отец никогда не был журналистом. Он просто бизнесмен, которому очень повезло в жизни. Он знал, что слияние между LBC и «Newsflash Corporation» сделает меня непреодолимой силой, поэтому убийство моей помолвки и спускание в унитаз всех моих карьерных планов были для него идеальным сценарием.
Селиан сделал глоток кофе.
— Только по этой причине я согласился принять Лили обратно, но в совершенно ином качестве. В августе мы поженимся, и я унаследую большую часть ее семейного бизнеса. Сначала формально, а потом, когда ее отец откажется от своих официальных обязанностей, уже официально. У нее не будет ничего, кроме личного тренера, которого она будет трахать, и пустого существования, которое будет поддерживать с одной жалкой вещью — она будет замужем за мудаком, которого все ее опрятные манхэттенские друзья хотели, когда мы росли.
Слезы блестели в моих глазах, и я не хотела моргать, зная, что они упадут, как только позволю им это. Так вот почему он женится на Лили. Назло отцу. Назло самому себе. Взять то, что, по его мнению, он заслужил в этой ужасной ситуации.
Мои решающие подростковые годы прошли без матери. Я почти обижалась на нее в эгоистичной, странной манере — как будто она приложила руку к тому, чтобы больше не быть живой, как будто могла бы немного сильнее бороться со своей болезнью. Но я никогда не знала, каково это — не быть желанной родителями. Они всегда любили меня, и сильно. Они не были ни богаты, ни могущественны, ни окружены загадочностью, как Лораны. Но они заставили меня почувствовать себя важной. Мне всегда казалось, что мы вместе против всего мира. Даже сейчас, когда папа заболел, между нами существовала связь, которая не поддавалась смерти — та, в которой я чувствовала себя драгоценной даже для тех, кого не было в живых.
Я схватила руку Селиана и поднесла ее к своему лицу, целуя ладонь, как Феникс целовал мою. Интимно. Опустошающе. Сердечно. Мы были на открытом месте, и этот акт был просто возмутителен, но Селиан не отстранился. Он уставился на меня, немного смущенный, приоткрыв рот. Часть мучений исчезла с его лица, и это стоило смущения от того, что я только что сделала то, чего не должна была.
— Что случилось с твоей сестрой? Как она…
— Джудит Хамфри? — Перед нашим столиком появился пухлый мужчина в мятом грязно-коричневом костюме.
Селиан убрал свою руку и выпрямился, чтобы представить нас обоих.
Мы все сели, и я быстро вытерла глаза. В течение следующих сорока пяти минут я наблюдала, как Селиан допрашивал парня, как будто не он оказывал нам огромную услугу, а наоборот. Я тоже задавала много вопросов, но, в конце концов, именно Селиан уговорил мужчину выступить в эфире. Он был неумолим, обаятелен и чрезвычайно убедителен. Финн Сэмсон беспокоился о своей работе — и это было правильно, — но Селиан говорил с его сердцем, напоминая ему о морали и обо всех выживших после Холокоста пенсионерах, которые потеряли столько денег.
— Если ты заговоришь, они не смогут тебя уволить. Возможно даже, это послужит твоему повышению. Если кто-нибудь тронет твою позицию, мы устроим такое дерьмовое шоу, что вся нация поддержит тебя. Каждая сеть в Нью-Йорке объединится ради тебя. Это факт и обещание. — Селиан протянул ему визитную карточку.
Это было самое страшное в моем боссе. Он мог бы уговорить вас пожертвовать свои органы науке, пока вы еще живы. У него была сверхъестественная способность заставлять вас хотеть угодить ему, хотя он ничего не делал, чтобы заслужить такую преданность.
Когда мы вышли из закусочной, я все еще была дезориентирована ослепительной демонстрацией власти Селиана. И держала рот на замке, не желая раскачивать лодку. Я не ожидала, что он раскроется так, как до появления Сэмсона, и не хотела настаивать на большем. Селиан Лоран был подобен цветку. Чтобы насладиться его полным расцветом, мне нужно было выждать. Мне также было стыдно за то, что я взяла его за руку и заплакала за секунду до того, как мы встретили собеседника. Так много для поддержания спокойствия и профессионализма.
Поездка на такси прошла в полной тишине, и когда мы были примерно в двух кварталах от LBC, движение стало настолько затруднено, что Селиан приказал водителю съехать на обочину и позволить нам пройти остаток пути пешком.
— Вы уверены?
— Разве я похож на человека, который в чем-то не уверен?
— Ладно, парень, как скажешь.
Думаю, остаток пути мы пройдем пешком.
Взгляд Селиана был неподвижно устремлен на улицу впереди нас, и его лицо было убийственно спокойным, когда он сказал:
— Она была расстроена и попала под автобус прямо на моих глазах.
Я закашлялась от горького комка боли, подавляя рыдания, которые не осмеливалась выпустить. О, боже мой. Его сестра. Камилла. Селиан остановился. Я тоже. Люди проносились мимо нас, бормоча ругательства, огни и лица расплывались в ничто. Я видела только его.
— Мы поссорились.
— Из-за чего вы ругались? — Каждое произносимое мною слово было взведено и готово вызвать взрыв.
Обычно я не была такой с Селианом, но не боялась его. Мне было страшно за него. Я и не знала, что он таит в себе столько боли.
Мы продолжили наш путь до следующего светофора. Он уставился на свои огромные руки.
— Камилла была моей младшей сестрой, чертовски талантливой и чертовски красивой, как внутри, так и снаружи. Ты напоминаешь мне ее тем, как страстно увлекаешься своей работой. Она с таким же энтузиазмом относилась к моде.
Я поверила ему и слегка улыбнулась. Селиан выглядел как бог среди людей. Не было никаких оснований полагать, что Камилла окажется менее эффектной, не говоря уже об амбициозности и высоком интеллекте.
— У Камиллы была только одна проблема, и это был ее парень.
— Что? Почему? — спросила я.
Загорелся зеленый свет, и Селиан, казалось, торопился попасть в офис. Мне пришлось практически бежать трусцой, чтобы не отставать от него.
— Потому что ублюдка звали Феникс Таунли.
У меня перехватило дыхание. Оказывается, Феникс замешан в ужасной трагедии.
— У Камиллы и Феникса был небольшой незаконный роман на работе. Мне это не особенно нравилось. С другой стороны, мне было наплевать, с кем она трахается, пока была в безопасности. Мой отец, с другой стороны, ужасно бесился. Кэм и Феникс были молоды и непостоянны, не говоря уже о том, что однажды они сделали очень непрофессиональные вещи у двери ее офиса, которые я никогда не смогу стереть из своей памяти — и поверь мне, я пытался забыть эти звуки. — Селиан заметно съежился. — Если и было что-то, в чем мы с отцом были согласны — и это не преувеличение, когда я говорю, что это была буквально только одна вещь, — так это то, что Камилла и Феникс не были хорошей парой. Феникс был чертовски безрассуден, а она была хорошим яблоком, от которого он хотел откусить и выбросить в мусорное ведро. Феникс был чертовски хорошим репортером, несмотря на то что получил эту должность благодаря отцу, но еще любил крэк и шлюх, две вещи, которые плохо сочетались с тем фактом, что он встречался с моей младшей сестрой.
Иисус Христос. Феникс сильно повзрослел за время своего отсутствия. Понимала это, потому что человек, которого я знала сегодня, никак не мог быть наркоманом.
— Даже не знаю, какого хрена я тебе это рассказываю. — Селиан провел рукой по волосам, раздраженно качая головой. — Но я уже рассказал половину, так что мне лучше закончить. Отец решил отправить Феникса на Ближний Восток. Там всегда полно работы. Я пытался убедить его не разыгрывать из себя бога, потому что это дерьмо опасно — неважно, в чем причина. Камилла была в ярости, даже после того, как Феникс уехал, и отец рассказал ей о крэке и шлюхах, пытаясь убедить ее забыть парня. Как он выразился, Феникс явно предпочел ей свою работу, так что жаловаться было не на что. Но она была больна от любви. Или, может быть, просто была больна, но она любила Феникса, а Матиас не уважал этого.
Теперь мы стояли перед зданием LBC, ни один из нас не сделал ни малейшего движения, чтобы войти внутрь. Была какая-то завершенность в том, чтобы вернуться в мир офиса, где мы должны были оставаться профессионалами, с чем мы, казалось, не хотели сталкиваться.
Моя нижняя губа задрожала, и я почувствовала, как ноздри увлажнились. Мне ужасно хотелось плакать, но я старалась держаться сильной ради него.
— Что ты ей сказал? — спросила я. — Что заставило ее выбежать на улицу?
— Через несколько месяцев после того, как Феникс уехал, Кэм решила навестить его. Они тайно общались и собирались встретиться в Стамбуле. Она преподнесла это Матиасу в качестве деловой поездки. Как будто собирается написать статью о процветающей индустрии моды в Турции. Кэм сказала мне, что хочет выйти замуж за Феникса, что не может ни спать, ни есть, не думая о нем. Она так сильно похудела. Сказала, что он был чист некоторое время, что они собираются дать отношениям еще один шанс, что мы с Матиасом не знаем всей истории. В тот момент я почувствовал себя настолько грязным из-за того, что сделал мой отец, что решил сказать правду. Рассказал ей, что Феникс никогда не сомневался в ней, но Матиас выгнал его из ее жизни, отправил прочь, и я не приложил достаточно усилий, чтобы остановить его — вероятно, никто из нас не смог бы его остановить.
— Но ты ведь не участвовал в этом, — мягко сказала я.