— Говори, — приказал я, и в ту же минуту рот Лили открылся, и слова вылетели из него, как будто она ждала моего разрешения в течение многих лет.
— Слушай, я поняла, ладно? Я облажалась, Селиан. Думаешь, этого не знаю? Неужели ты думаешь, что я не понимаю всей серьезности своей ошибки? О том, что связалась с твоим отцом, пока ты горевал о сестре?
Камилла и Лили были ровесницами — на три года младше меня, то есть ей было двадцать девять — и учились в одной и той же частной школе на Манхэттене. Они не были друзьями. Едва знакомые. Моя сестра писала дневники, ходила на поэтические вечера и была одержима автобиографиями о модельерах высокого класса, в то время как Лили была сосредоточена на вечеринках, парнях и диетах. У них не было ничего общего, и хотя Камилла никогда особо не говорила об этом, я знал, что до того, как я вышел на сцену, Лили преследовала ее, чтобы свести нас, когда не издевалась над ней, как над пай-девочкой, в школьных коридорах.
Итак, упоминание Лили о моей сестре испортило мое и без того скверное настроение.
— Но поверь мне, Селиан, когда я говорю, что это не появилось из ниоткуда. Даже когда мы были полноценной парой, ты смотрел на меня, но никогда по-настоящему не видел. Ты просто позволил мне забраться к тебе в постель и присутствовал на моих семейных торжествах, чтобы осуществить свой план слияния. Я любой ценой хотела привлечь твое внимание. Это было глупо, знаю, и сожалею об этом, но это зашло слишком далеко. Я хочу, чтобы ты вернулся. Я хочу, чтобы мы вернулись.
— А я хочу «Феррари» и месячный отпуск на Карибах.
«И рот Джудит вокруг моего члена».
Лили всплеснула руками.
— Ты мог бы получить все эти вещи! Так почему же я не могу получить тебя? Я буду хорошей. Верной. Мы столько лет вместе, Селиан. Не позволяй этому погубить нас.
— Нет.
— Я позволю тебе оставить интрижки. Я знаю, что это не больше, чем секс. Я не против. Я готова поделиться…
— Все равно нет.
Я поставил свой стакан на металлический мини-бар, а когда обернулся, то увидел, что она раздевается так, словно ее атласное платье было в огне. Куча ткани упала на пол, и Лили попыталась обхватить меня ногой за талию, потеряв равновесие, когда я сделал шаг назад. Она потянулась, чтобы схватить меня за руку для равновесия, и упала плашмя на задницу. Я посмотрел на нее сверху вниз, заметив, что под платьем у нее нет ни лифчика, ни трусиков. Поднял ее одежду и швырнул в нее.
— Убирайся.
— Я хочу забеременеть.
— Есть много мужчин, которые захотят трахнуть тебя. Я могу вызвать тебе такси до ближайшего бара. Постарайтесь не подхватить ЗППП, пока занимаешься этим. Когда не пользуешься защитой, это легко сделать.
— Ты мой будущий муж. Я хочу, чтобы ты сделал меня беременной.
Она все еще сидела на полу, бедра были раздвинуты, ее киска смотрела на меня, и мне было смертельно скучно от этого зрелища. Лили делала это каждые несколько месяцев с тех пор, как мы объявили о нашей помолвке. Обычно я не обращал на нее внимания. Но сегодня вечером, после катастрофической встречи с шишками, странной встречи с Джуд и разговора с Фениксом, бл*дь, Таунли, я хотел свести к минимуму контакт с ее сумасшедшей задницей.
— Одевайся, — повторил я устно, поворачиваясь, чтобы взять еще выпивку.
Повернувшись к ней спиной, я налил виски в хрустальный бокал и уставился на жидкость.
Тонкие руки обвились вокруг моего торса, и Лили прижалась ко мне всем телом во второй раз, обвившись вокруг меня, как осьминог. Сколько конечностей у этой женщины? Я снова стряхнул ее.
— Ты выжила из своего гребаного ума? — Повернувшись, оттолкнул ее.
Я был откровенен с ней с самого начала, когда согласился принять ее обратно. Шансы на то, что мы снова будем близки, были ненамного лучше, чем если бы я спонтанно присоединился к цирку.
Если она хотела детей, то могла завести их с кем-нибудь другим.
Если хотела секса, то могла трахаться с кем угодно.
Если хотела и того, и другого, она могла бы переселить одного из своих любовников на одну ночь в трехэтажный отремонтированный дом, который ее отец купил для нас перед свадьбой. Потому что я чертовски уверен, что меня не найдут где-нибудь поблизости.
— Не притворяйся, будто у тебя иммунитет к сексу, Селиан. Вот что мы делаем. Мы в беспорядке, но мы в горячем беспорядке. — Она опустилась на колени и начала возиться с моей молнией.
Я недоверчиво уставился на нее, отмахиваясь от ее руки, как от назойливой мухи. Кто-то здесь был горячим беспорядком, но уж точно не я.
— Ты что, пьяна? — спросил я в упор.
— Настолько пьяна, что ты не можешь вышвырнуть меня отсюда, — усмехнулась она, облизывая покрасневшие губы.
Лили явно недооценила мою неприязнь к ней. Потому что через двадцать минут она уже сидела в такси, а я сидел рядом и смотрел в окно.
— Ты не можешь отвести меня в мою квартиру. Невозможно сказать наверняка, что я с собой сделаю. У меня депрессия. Мой жених не хочет ко мне прикасаться! — причитала она, шмыгая носом и взъерошивая волосы, глядя в зеркало заднего вида.
Наш водитель, молодой индеец в футболке «Манчестер Юнайтед», потер лицо рукой и покачал головой. На зеркале заднего вида висела фотография женщины — его жены, как я предположил — и двух маленьких мальчиков. Все они улыбались, одетые в крикетную экипировку.
Интересно, хочет ли он мой «Ролекс» и костюм за три штуки, как я его нормальную семейную жизнь, и имеет ли это значение? Вообще.
— Я не повезу тебя в твою квартиру. Я отвезу тебя к твоим родителям.
Ни на секунду не поверил, что Лили может причинить себе вред — эта цыпочка хладнокровно убьет щенка, прежде чем позволить кому-то, кто не был профессионалом, отрезать ей челку, — но я так же не хотел рисковать. Если она склонна к самоубийству, ее родители могли бы позаботиться об этом. Я был очень любящим бойфрендом, пока она переживала свои драматические фазы, до того момента, как она решила отсосать член мужчине, который создал меня.
Лили забарабанила ногами по водительскому сиденью. Парень поморщился.
— Фу! Я не хочу ехать туда. — Она икнула. Такая чертовски пьяная. — Это угнетает. Мама все время плачет, а бабушка выглядит ужасно. Кроме того, мои сестры — суки.
Ее сестры, Скарлетт и Грейс, были медсестрой и физиотерапевтом — обе порядочные женщины, которые предпочли отказаться от средств массовой информации. К несчастью для Лили, они неодобрительно относились к образу жизни, который она вела, в котором ее единственным вкладом в общество была красивая задница и хорошие чаевые поставщикам услуг. Она была единственным человеком в семье, у которого не было работы. Лили заявила, что в этом нет необходимости. Она была занята планированием свадьбы, девичника и медового месяца. Я не был полностью уверен, с кем она собирается провести медовый месяц, но мы оба знали, что я сяду на космический корабль с билетом в один конец до солнца, прежде чем сесть с ней в самолет. По крайней мере, я на это надеялся.
— Твои сестры не живут дома, и что значит, твоя мать плачет? С Маделин все в порядке?
Лили вздернула подбородок и поиграла пальцами. Она выглядела виноватой, и это беспокоило меня, потому что у этой девушки был моральный компас сутенера, торгующего людьми.
— Лили?
Моя невеста бросила на водителя злобный взгляд через зеркало заднего вида, мысленно прося его не судить ее, не понимая, что опоздала на добрых десять минут.
— Скар и Грейси переехали две недели назад, потому что бабушка плохо себя чувствует.
Я опустил руку.
— Что ты, бл*дь, имеешь в виду, под «плохо себя чувствует»?
Единственное, что мне всегда нравилось в Лили — это ее семья. Черт возьми, я начал встречаться с ней исключительно из-за того, что ее бабушка всегда была рядом, с домашним пирогом и сумасшедшими историями об эре «Парней и куколок» в Нью-Йорке. Весь мой выпускной год был потрачен на то, чтобы набивать лицо вишневым пирогом Маделин и слушать бродвейские сплетни пятидесятых, а затем набивать лицо киской Лили и слышать, как она стонет мое имя, как молитву.
Еще год назад я каждый месяц водил Маделин на Бродвей. Мы смотрели шоу, ходили в маленькое итальянское заведение и говорили о новостях. Ее покойный муж основал «Newsflash Corporation». Я прервал традицию, когда мы с Лили расстались, и это сделало меня первоклассным мудаком. Даже после того, как мы снова сошлись с нашим новым соглашением, я не мог смотреть в лицо Маделин, зная, что живу во лжи — той, в которой, чтобы продвинуться в игре, я обманывал ее семью ради того, что создал ее муж. Я не предлагал ее внучке любви, а лишь полусносные отношения.
Лили отвернулась к окну, смаргивая слезы.
— Она... то теряет сознание, то приходит в себя. Она очень старая. Ей девяносто с чем-то. У нее была хорошая жизнь. Она жила с нами все время после смерти моего дедушки.
— Есть какая-то особая причина, по которой я узнаю об этом только сейчас?
Я всегда спрашивал Лили о Маделин и ее родителях. Всегда. Полгода назад, когда Маделин попала в больницу с болью в груди, я ворвался туда и остался с ней на всю ночь, потому что родители Лили были за границей, а ее сестры жили на окраине и не могли приехать. Конечно, Лили была слишком занята вечеринками.
— Я думала, если бы ты узнал, что единственное, что удерживает тебя со мной, кроме «Newsflash Corporation», исчезло, ты бы… — Лили быстро вытерла слезы, пока они не испортили тушь. — Она всегда была твоей любимицей. Я не знала, как ты отреагируешь, да и не хотела знать.
— Является. Она еще жива.
— Ненадолго, детка. Мне очень жаль, но она точно не доживет до нашей свадьбы.
Такси остановилось перед домом ее родителей на Парк-Авеню. Я сунул руку в карман, достал бумажник и вытащил оттуда пачку банкнот. Сунув деньги водителю в руку, велел ждать перед зданием. Лили уставилась на меня, медленно расплываясь в улыбке.
— Если бы я знала, что именно это нужно, чтобы заполучить тебя ко мне…
— Заткнись, Лили. Мне нужно попрощаться с Маделин. Дело не в тебе.
Полчаса спустя я снова сидел в такси, и настроение у меня упало до небывалого. Маделин не проснулась. Родители Лили — хоть и были рады меня видеть — гадали, где я пропадал последние несколько месяцев. Все было напряженно и неловко. Они больше не чувствовались семьей, которой у меня никогда не было, да и с чего бы? Я уже несколько месяцев не отвечал на их звонки.