— Ладно, хорошо, — она откинулась назад, обнимая колени и пялясь на куполообразный потолок. — Мы убьем их, а потом что? Что случится с твоим шоу? Твоей карьерой? — Кэси оценила его сердитым взглядом, в котором промелькнуло бессилие. — Ты станешь беглецом. А что насчет денег? У нас есть достаточно, чтобы выжить некоторое время, но когда они закончатся, ты собираешься обслуживать столики в Богом забытом городке где-то в Мексике?
С этого момента они метались между «за» и «против» убийства. Я оставил это им, наслаждаясь наблюдением их взаимодействия, пока убирал со стола и загружал посудомоечную машину. В моих руках было решение их финансовых проблем, но это не успокоит того, что на самом деле грызло ее. Кэси скользнула на мое освободившееся место, чтобы сесть ближе к Колину, протянула руку и сплелась с ним пальцами. Прикосновение было знакомым — такое, которое находит отзыв в дружбе на протяжении всей жизни. Видеть их вместе успокаивало и все объясняло. Безмятежность, которая давала мне причины верить ему после двух часов знакомства. Преданность и верность светилась в его глазах. Глазах, которые следовали за каждым моим движением, когда я оказывался рядом с ней. Если что-то случится с ней из-за меня, он скормит мне мой же член.
Блядь, я уважал это. Я был один всю свою жизнь, за исключением Бенни. Находиться здесь, и есть французские тосты — которые приготовил мой брат — и обсуждать будущее «Тренчент», было чертовски сюрреалистичным. Я хотел, чтобы Колин был в ее жизни. Наших жизнях.
Не расплетая пальцев одной руки, Кэси обвела второй рукой твердые черты его челюсти и надавила на ямочку на подбородке.
— Ты не убийца. Ты — не они. И, Господи, Колин, мы говорим о наших родителях. Нашей семье. Нельзя просто отдать приказ об их казни и уйти, прокручивая это потом снова и снова в своей жизни.
Его взгляд обратился ко мне. Я рассказал ему об убийствах, которые совершал, но на тот момент он уже был переполнен багажом преступлений его семьи. Колин теперь не выказывал мне осуждения.
Может, любопытство?
Сказались ли жизни, которые я отнял, у меня на лице?
Стали ли они тенями в моих глазах? Задумывался ли он о том, что то же самое случится с ним? Если он прольет кровь своей семьи, заберется ли это ему в душу и будет ли преследовать в самых темных уголках, до которых он даже не сможет достать?
Я оправдал каждую смерть, которую принес, но сможет ли Колин сделать то же самое?
Я знал о существовании у меня брата с тех пор, как мне исполнилось тринадцать — с ночи убийства моей матери после того, как я нашел ее дневник. Но я не знал его. Так что за два часа я наблюдал за ним так же, как и он наблюдал за мной, оценивая его и ища сходство.
Он унаследовал внешность матери, итальянская кровь нагло кричала в черном цвете его волос и оливковой коже. Его острые скулы и узкое лицо были более аристократическими. Его прямоугольная челюсть может и напоминала мою, но общие черты его лица — то, как он утонченно держался, его харизма, его замысловатая рубашка и штаны — все это было предназначено для камеры. Не для убийства.
— Она права, Колин, — я взял кофейник и принес его к столу. — У тебя нет мозолей. Нет загрубелых тканей, которые уже никогда не исцелятся. Ты не видел, как в тринадцать лет убивают твою мать. — И не ты спрятался под кроватью, и не сделал ничего, чтобы остановить это. Я наполнил их чашки, подавляя дрожь в моем теле, и поставил кофейник на стол. — Убийство не является частью тебя. Я сам с радостью сделаю работу, но твое согласие на это будет равно тому, будто бы ты сделал это своими руками.
Что-то смягчилось в его глазах. Может, понимание, но я не знал его так хорошо, чтобы быть уверенным наверняка.
Я сел возле Кэси, и моя рука машинально направилась к ее волосам в поисках комфорта между ее прядей. Колин следил взглядом за моими движениями, выражение его лица прочитать было невозможно.
Кэси наклонилась ко мне и опустила руку на бедро, поглаживая кожу моих штанов.
— Мы не станем их убивать.
Колин уставился на окна позади меня. На горизонт? На облака? Кто, блядь, знал? Он держался пальцами за чашку, словно за свою жизнь.
— Если я сдам их копам, мой отец убедится, что я пойду вместе с ними.
Он потер бровь, будто предупреждая головную боль.
— Мы можем бороться против него.
Брови Колина сошлись на переносице, пока он метался взглядом между мной и Кэси.