– Фи-и-гаро, Фи-и-гаро, Фигаро, Фигаро...
Собака замерла на месте, плюхнулась на задницу и недоверчиво посмотрела на своего хозяина. Звук был ужасный.
– Видишь? Я не очень хороший Севильский Цирюльник, а?
Будда давился от хохота, слезы катились по его щекам, в уголках рта скопилась слюна. И впрямь колоритный малый.
Неожиданно у Гиббонса заработал биппер – переговорное устройство. Собака от страха задергалась, стараясь освободиться от поводка. Громилы моментально подскочили к нему.
– Успокой своих парней, Уго. Это всего лишь мой биппер.
Когда телохранители отошли, Гиббонс расстегнул пальто и снял биппер с ремня, чтобы узнать, кто его вызывает. Увидя номер на табло, он понял, что вызывает управление. Они хотели, чтобы он с ними связался.
– Лучше иди и позвони им, ми-и-стер Фэ-Бэ-Эр. Может, тебе надо арестовать какого бизнесмена.
– Это подождет. – Гиббонс отключил биппер и засунул его в карман пальто. – Ну так расскажи мне что-нибудь, Саламандра. Для человека, который не состоит в мафии, ты знаешь о ней слишком много.
– Дай тебе объясню. В Италии каждый школьник знает про мафию. В Америке есть ковбои. Шериф делает пиф-паф, убивает всех плохих людей – и он герой. Так? У нас в Италии есть человек мафии. Он тоже человек чести. Как у вас ковбой.
Гиббонс презрительно рассмеялся и плюнул на тротуар.
– Человек чести, черт побери. Я тридцать лет гоняюсь за парнями из мафии и ни разу не встретил ни одного, кого бы хоть условно можно было назвать человеком чести.
Саламандра в раздражении развел руками.
– А что я тебе говорю? В Америке нет мафии. Как ты можешь найти людей чести в Америке? Их здесь нет.
Гиббонс посмотрел вниз на щенка и нахмурился. Ему совсем не нравилось ломать комедию перед этим дерьмом, но он хотел понять, что представляет собой этот человек. Слишком уж он спокоен для того, кто находится под следствием. К тому же, как ни раздражал его Саламандра, это все же лучше, чем возвращаться в ресторан и снова сражаться с Лоррейн.
– А что в Италии, Уго? Там люди чести действительно честны?
– Абсолютно. Люди чести – они работают тайно. Если кто разболтает их секреты, они становятся как бешеные.
– И что тогда?
– Тогда они убивают тебя, убивают твою семью. Они заставляют тебя платить за измену. – Он пожал плечами, поднял брови и оттопырил нижнюю губу. Все это было для него очевидным.
Они вышли на угол Кэнел и Малберри. На Кэнел-стрит было оживленное движение, машины шли бампер к бамперу, сигналя неповоротливым пешеходам, которые с пакетами в руках тащились по переходам, закутавшись в зимние пальто и надвинув на глаза шапки. Гиббонс заметил, что люди под Рождество становятся рассеянными, особенно те, кто приезжает за покупками из Джерси и Айленда. Они не замечают, что происходит вокруг. Все, чем они озабочены, – это их рождественские покупки. И самое удивительное – они не попадают под машины. Может быть, если бы несколько человек пострадало, они бы перестали сюда приезжать. Мокрое пятно на мостовой в меховой парке. Гусиные перья, прилипшие к кровавому гамбургеру весом в двести фунтов. Милый образ. Вполне заслуживает показа по ТВ в качестве предупреждения дорожной службы – пусть эти идиоты дважды подумают, прежде чем ехать в город за покупками.
Саламандра взял щенка на короткий поводок и сошел с тротуара. Громилы подошли к нему вплотную – он собирался перейти Кэнел. Гиббонс посмотрел на противоположную сторону – там начинался Китайский квартал, Чайнатаун. Какого черта ему там понадобилось?
– Будем откровенны, Уго. Ты уверяешь, что в Америке мафии нет, что никакой ты не мафиози. Тогда чем же мы занимаемся в суде все это время, шутки шутим? У нас тысячи часов аудио– и видеозаписей, сотни фотографий, десятки агентов готовы дать свидетельские показания, что они видели твоих людей, торгующих наркотиками, работающих вместе, сообща, как одна семья. Ведь именно так работает мафия, верно?
– Не знаю, я не в мафии.
– Ладно, оставим это. Только скажи мне, как ты думаешь, почему правительство США идет на такие затраты, чтобы отдать вас под суд, если так очевидно, что мафии здесь нет? Скажи мне.
Будда опять оттопырил нижнюю губу и пожал плечами.
– Пааа-блисити. Кажется, так вы это называете. Это делает правительству хорошее пааа-блисити.
– Паблисити? О чем это ты, черт возьми, толкуешь?
Саламандра показал на ближайший угол, где группа пешеходов ждала, когда загорится зеленый свет. С краю стоял высокий тощий парень, держа у лица фотокамеру. Длинный телеобъектив был наведен прямо на них.
Гиббонс поднял воротник пальто и натянул шляпу на нос. Только этого еще не хватало.
– Как ты говоришь? Хорошая пресса? Да-да, это то, что я имею в виду. Хорошая пресса. Мафия делает хорошую прессу для правительства Соединенных Штатов.
Загорелся зеленый свет, и они пошли по пешеходной дорожке.
– Не понимаю. Объясни, что ты имеешь в виду.
– Я объясняю. Вы гоняетесь за мафией, отдаете под суд, сажаете в тюрьму. Поэтому вы хорошо выглядите. Адвокаты, судьи, полиция, Фэ-Бэ-Эр – все выглядят хорошо. Они ловят плохих людей из мафии. Все в Америке знают про «Крестного отца», да? Правительство заставляет людей верить, что поймало крестного отца. О-о-о, как замечательно, говорят они. Но это неправда. Это кино.
Гиббонс украдкой следил за фотографом. Парень шел за ними по другой стороне улицы и делал снимок за снимком.
– У тебя все перепуталось в голове, Уго. Ты говоришь глупости.
– Нет, нет, нет, ты послушай меня. Каждый в Америке знает про мафию. Но в Америке много очень плохих людей, хуже мафии. И никто их не знает. Возьми вот китайцев. Они везут героина в Америку больше, чем мафия. Скажи мне, я прав?
Гиббонс утвердительно кивнул.
– Да, ну и что из того? Ты хочешь выглядеть хорошо в сравнении с ними?
– А колумбийцы с кокаином?
– При чем тут они?
– А чернокожие с Ямайки с их марихуаной? Эти бешеные парни с ружьями и грязными волосами. Они застрелят любого, им все равно. А доминиканцы? Они тоже продают много наркотиков. И пуэрториканцы делают плохие вещи, а ирландцы торгуют оружием, а арабы взрывают самолеты...
– Что ты хочешь этим сказать?
– Американцы не знают об этих плохих людях так, как про мафию. Ты пошлешь в тюрьму нехорошего китайца, люди скажут: ну и что? Ты посадишь в тюрьму нехорошего итальянца, и все закричат: «О-о, мафия, ты хорошо поработал». Как шериф. На твою рубашку прикалывают золотую звезду. Ты же читаешь газеты, верно? Видел там мистера Огастина? Хорошо одет, в хорошем костюме. Только дай ему золотую звезду – и станет, как шериф.
Гиббонс прищурился. В чем-то этот жирный ублюдок прав. Дела о мафии на самом деле привлекают больше внимания, чем другие, и честолюбивые адвокаты, рассчитывая прославиться, стараются заполучить дела погромче. Но Том Огастин не из таких. Вполне возможно, он имеет склонность к политике, но как юрист он всегда был безупречен.
Будда погрозил пальцем.
– Ты не хочешь признать, но ты знаешь: я прав.
Они миновали китайский ресторан. И Гиббонс обратил внимание на уток, вывешенных в запотевшем окне, зажаренных до золотистой корочки с лапками и головами, с длинными, свисающими с металлических крючков шеями. Гиббонс посмотрел на ряд уток и усмехнулся – восемнадцать обвиняемых, все в ряд, с самым толстым в конце.
Неожиданно снова заговорил биппер. Гиббонс вынул его и посмотрел – опять управление.
Спокойно, спокойно. Я должен разузнать что-нибудь здесь.
Он выключил его и опять засунул в карман.
– Есть проблемы, мистер Фэ-Бэ-Эр? Может, это шериф Огастин вызывает тебя. Сделай, как он говорит, – поймай человека мафии.
– Ты действительно умный парень, Уго. Ты знаешь суть игры. Тогда объясни мне кое-что. Ты утверждаешь, что члены мафии – люди чести, так? Но как может человек чести продавать наркотики? Ты же не можешь сказать, что это благородное занятие.