Тоцци наблюдал, как он остановился, чтобы взять толстую папку со стола своего помощника, как подошел к наружной двери офиса и исчез за ней.
Да... и всем спокойной ночи. Говнюк.
Глава 10
Тоцци открыл дверь своей квартиры в Хобокене и, не включая света, прошел прямо в гостиную. Он выглянул в окно и обвел взглядом многоквартирный дом на другой стороне улицы. Во многих окнах виднелись рождественские елки с белыми, красными, зелеными огнями на них. На ступеньках одного из подъездов кто-то поставил трехфунтового северного оленя Рудольфа с красными ноздрями, сделанного из пластмассы, с горящими лампочками внутри. Одна из лампочек светилась в носу оленя. Рядом с этим подъездом на тротуаре стоял новоиспеченный «специальный следователь» и наблюдал за домом Тоцци. Свет от лампочки в носу Рудольфа окрашивал его дыхание в красный цвет. Долбаный Мак-Клири.
В квартире стояла почти мертвая тишина. Ночь была очень темной. Только слышалась музыка, игравшая где-то в доме. Он прислушался – «Джингл-Белл-Рок». Тоцци так и стоял в темноте, не снимая пальто, окутанный тишиной рождественской ночи, глядя на мерцавшие внизу огни и пытаясь расслышать далекую мелодию, заглушаемую его собственным дыханием. Черт знает что.
Он подошел к окну, чтобы опустить шторы, но вдруг остановил себя. Ему нечего скрывать. Раньше он никогда не опускал шторы в этой комнате, пусть будет так и теперь! Ведь это как раз то, что надеется увидеть Мак-Клири, – подозрительное поведение. Тоцци снял пальто и швырнул его на стул. О Боже, с тех пор как он покинул кабинет Огастина и понял, что Мак-Клири сидит у него на хвосте, он стал подсознательно фиксировать каждый свой шаг. Гиббонс прав: Мак-Клири – верная ищейка Огастина, его холуй.
Тоцци прошел в спальню, снял куртку и галстук. Включил телевизор и, взяв пульт дистанционного управления, принялся искать что-нибудь подходящее. Но ему попадались только выпуски рождественских мультфильмов и старые кинофильмы, виденные им тысячу раз. Он продолжал поиск и наткнулся на знакомую сцену из фильма, в которой Белкер, главный герой, переодевается в Санта-Клауса. Тоцци переключил на другой канал – он был не в настроении смотреть детектив, особенно виденный много раз. Тоцци продолжал нажимать кнопки, пока неожиданно не увидел на экране что-то странное. Огонь. Звучала мелодия «Маленького барабанщика». Он не сразу понял, что показывали сжигание ритуального полена.
Когда он был ребенком, мать в рождественскую ночь обычно оставляла эту программу. Он всегда ныл и хныкал, потому что хотел смотреть что-нибудь другое, но она всегда настаивала на горящем полене. Она говорила, что это умиротворяет. Волна грусти нахлынула на него и покрыла волной безымянной тоски. Неожиданно Тоцци стало не по себе: ну что бы ему стоило уступить своей матери. Но он всегда хотел смотреть то, что ему нравится. А ей нужна была всего лишь одна спокойная ночь в году. Это же так мало. Он вздохнул. Все тогда было гораздо проще. Никто не сопровождал тебя домой и не следил за твоими окнами. Он даже и не подозревал ни о чем подобном. Тоцци, не отрываясь, смотрел на огонь, поглощавший полено. Звучала мелодия «Маленького барабанщика».
Он вернулся в гостиную и опять посмотрел в окно. Мак-Клири был еще там, переминался с ноги на ногу. Должно быть, он чертовски замерз. Так ему и надо. Пусть замерзает.
– Мы должны были бы играть в одной команде, Мак-Клири, – пробормотал он. – Ты забыл об этом? Твой босс тоже. А забыл ли он, а?
Тоцци смотрел, как пар от дыхания Мак-Клири уносится в холодное пространство, и размышлял, почему Огастин повел себя таким образом. Допустим, то, что он сказал в суде, говорить было ни к чему, тем более в присутствии этого Московица. Но, помилуйте, никто, даже адвокаты, не могли бы всерьез поверить, что он – убийца. У него не было мотива для убийства. Действительно, не было. Можно, конечно, сказать, что это было убийство по подозрению, но кто этому поверит? Как мог он убить Сантьяго и Куни, своих друзей, таких же агентов ФБР, как и он, даже если бы это и было убийство по подозрению? Кто в здравом уме поверит, что он является соучастником какого-то официального заговора? Вздор, который показывают в кино. Совершенно несерьезно.
Да, но Огастин-то принимает все это всерьез. Тоцци потер руки и, согнув их в локтях, прижал к животу. Он замерзал, зубы начали стучать.
Плохо. По-настоящему плохо. И хуже всего то, что ему некого винить, кроме самого себя. Когда он только научится держать язык за зубами? Когда?
Он смотрел вниз на Мак-Клири, а думал об Огастине. Почему, черт возьми, Огастина так обеспокоило случившееся с ним? Ведь этого ублюдка волнует только одно: как выиграть процесс Фигаро и следующей осенью стать мэром. Больше ничего. Хотя он же юрист. Проклятый законник. Все они одинаковы. Кровососы.
Тоцци пошел на кухню, зажег бра и открыл холодильник. Да, не густо. Он вытащил последнюю бутылку пива и, откупоривая ее, поискал глазами, что бы съесть. Присев на корточки, он проверил нижние ящики. Пакет моркови с луковой шелухой, которая скопилась за долгое время. Он извлек морковь, швырнул ее на стол, глотнул пива и открыл ящик стола – где-то здесь должна быть морковечистка. Он рылся среди больших деревянных ложек, лопаточек, открывалок, которыми никогда не пользовался, но никак не мог отыскать того чертова ножа. Он откинул голову, сделал еще один большой глоток и заметил ту самую железную коробку с печеньем, которую принесла Лоррейн. Она стояла на холодильнике.
Забыв про морковь, он взял коробку, открыл ее и, усевшись на кухонный стол, принялся выбирать печенье. Сначала он вытащил гладкое печеньице с грецким орешком посередине и отправил его в рот, разжевал и запил пивом. Затем отыскал еще одно такое же и быстро его съел. Он снова порылся в коробке, но, похоже, все печенье с орешками кончилось. Тогда он извлек печенье с кусочком вишни – всего лишь крохотный кусочек, для красоты, не настолько смертоносно-красный, чтобы убить его. Он забросил его в рот, пожевал немного, запил глотком пива, но, должно быть, не прожевал как следует и печенье застряло у него в горле – он закашлялся, из глаз потекли слезы. Чтобы протолкнуть печенье, Тоцци отпил еще немного пива. Потом он протянул под столом ноги, задрал подбородок, глотнул пива и уставился на печенье – колокольчики с красными и елочки с зелеными искорками. Он вспомнил, как они ели печенье в тот день, когда пришла Лоррейн и рассказала ему про дядюшку Пита, когда неожиданно появилась Лесли Хэллоран. Она сказала, что взяла адрес у его кузена Сала из Ньюарка.
Это правда. Он позвонил Салу, чтобы проверить ее слова. Но почему она отправилась к Салу, почему ей вздумалось брать у него адрес Тоцци? Решила возобновить старое знакомство? Хотя о каком знакомстве может идти речь? В те времена она его терпеть не могла.
Тоцци сидел, глядя в пространство. Вполне логично, что кто-то из обвиняемых, проходящих по делу Фигаро, хочет сфабриковать против него дело. Все подстроено так, будто убийство совершил агент ФБР. Понятно, что им нужно подставить ФБР и добиться прекращения процесса.
Неожиданный приступ дружелюбия у Лесли Хэллоран показался ему крайне подозрительным уже тогда, когда она без предупреждения заявилась к нему. Сегодня стало ясно, что дельце дурно попахивает. Если подумать, кто из обвиняемых по делу Фигаро может отдать приказ организовать подобную акцию? Конечно, Саламандра, босс.
А кто его адвокат?
Маленькая Лесли Хэллоран.
Маленькая сучка.
Он сделал еще глоток пива и дал ему медленно стечь по горлу. Не хочется в это верить. И все же, хотя его мнение о ней сегодня в ресторане изменилось, это исключить нельзя. Черт знает что.
Тоцци вскочил и бросился в гостиную. Мак-Клири продолжал мерзнуть вместе с Рудольфом. Кретин.
Он пробежал обратно на кухню, выключил свет и выглянул в окно, выходящее во двор. Дырка в заборе, через которую лазили дети, все еще не была заделана. С другой стороны был проход между домами. Можно пройти подвалом, оставить машину на улице и сесть в поезд, идущий на Манхэттен. Гиббонс прав, Мак-Клири – никудышный профессионал, он так и простоит всю ночь, наблюдая за парадной дверью и не сводя глаз с машины Тоцци.