Саламандра. Нет-нет, не беспокойся.
Коротышка. Хорошо.
Саламандр а. А как насчет большого наркотика? Прибывает?
Коротышка. Не сейчас. Возможно, скоро. Я надеюсь.
Саламандра. Я тоже надеюсь. Я люблю большой наркотик. Мне нравится, как он выглядит.
Гиббонс не поверил своим глазам. За годы работы он прочел тысячи расшифровок, прослушал сотни записей. Он знал, как разговаривают эти парни. Они никогда не называют наркотики наркотиками. Всегда как-нибудь иначе: рубашки, штаны, ботинки, сыр, колеса, оливковое масло, шампунь, расчески, полотенца – как угодно, но не своим собственным названием. Тот, кто расшифровывал эту пленку, должно быть, ошибся. Гиббонс сверил номера на полях расшифровки и на пленке и перемотал пленку до того места, где Саламандра должен был сказать «большой наркотик».
Гиббонс сильнее прижал наушники к ушам и стал вслушиваться. На всех подобных пленках всегда есть посторонний шум. В данном случае фоном была громкая музыка, пел, кажется, этот чудак Майкл Джексон, слышался и еще какой-то жужжащий звук. Должно быть, фены для сушки волос. Разговор шел в парикмахерской.
"– ...Нет-нет, не беспокойся.
– Хорошо.
– А как насчет большого наркотика? Прибывает?
– Не сейчас. Возможно, скоро. Я надеюсь.
– Я тоже надеюсь. Я люблю большой наркотик. Мне нравится, как он выглядит".
Гиббонс остановил пленку, перемотал ее, снова запустил.
«– ...Мне нравится большой наркотик...»
Он еще раз перемотал пленку.
«– ...большой наркотик...»
Он проделывал эту процедуру еще, еще и еще, останавливаясь на единственном слове: «наркотик».
У Саламандры был сильный сицилийский акцент, с сильным раскатистым "р". Гиббонс открыл нижний ящик стола и вытащил потрепанный, в бумажном переплете итальяно-английский словарь. Отыскал слово «наркотик»: по-итальянски – «droga». Так он и думал. Он перемотал пленку и снова запустил ее. «Мне нравится большой наркотик...» – «drog». Он остановил запись. Может быть, он произносил «droga»: вибрирующий "р" и проглоченный последний слог. Сицилийцы часто так делают – проглатывают последний слог.
Ну и что? На одном ли языке, на другом, но Саламандра все равно произносит слово «наркотик». Мафиози так не делают. Никогда. А Саламандра далеко не глуп.
Гиббонс перемотал пленку и снова запустил ее. Потом остановил запись, и слово эхом отозвалось в его голове: «drog», раскатистое "р".
Гиббонс взял фотографию, на которой Саламандра стоял вместе с Коротышкой на снегу. Затем скрупулезно изучил все другие снимки, в голове у него звучало произносимое Саламандрой слово «drog». Тут его взгляд остановился еще на одном черно-белом снимке: Винсент Джордано с Коротышкой. Джордано за рулем, Коротышка рядом, повернувшись к нему. И опять видна только часть его лица. Гиббонс стал рассматривать Джордано. Тот выглядел очень взволнованным, можно сказать – панически испуганным. Гиббонс представил, каким же он был там, в спальне дяди Пита, когда увидел, как убийца достает оружие. Вспомнился вчерашний коп, охранявший место преступления. Он и Лоррейн стоят около буфетной стойки, оттуда виден верхний лестничный пролет. Тоцци со своей занудливой кузиной сидит в другой комнате. Она пристает к нему с вопросом, кому достанется большой восточный ковер... Ковер по-английски звучит как «par»...
Drog...
Drug...
Rug...
Раскатистое "р".
Нет...
Большой наркотик, большой ковер? А может быть, Саламандра произносил слово «ковер»? Гиббонс задумался, попытался представить, как Саламандра произносит «ковер» – «par». Вполне возможно, он именно так его и произносит.
И вдруг он что-то вспомнил. Вспомнил, что сказала ему Лоррейн, когда они наблюдали, как Мари, склонившись к Тоцци, жужжит ему что-то на ухо. Она сказала, что видит этот ковер впервые, раньше его здесь не было.
Он попытался вспомнить, как выглядит этот ковер. На нем стояли Тоцци и Мари. Темно-бордовый с рыжевато-коричневым узором – какие-то тотемные знаки. Это был очень большой ковер – больше чем девять на двенадцать, – он покрывал всю комнату.
Гиббонс опять посмотрел на расшифровку, мысленно заменяя слова: «...я люблю большой ковер. Мне нравится, как он выглядит».
Дом агента ФБР, набитый всяким хламом, – превосходное место, чтобы припрятать наркотики.
Не может быть...
Да, но...
Но как они смогли его туда занести?
Не может быть. Чепуха какая-то.
Затем он вспомнил про большую партию наркотиков, которая, по имеющейся у них информации, должна вот-вот прибыть в страну. Сорок килограммов героина – около восьмидесяти восьми фунтов. А можно ли спрятать столько героина в ковер такого размера? А почему бы и нет? Это очень большой ковер.
Но как он попал в дом дяди Пита?
Да...
Впрочем, когда дело касается наркотиков, нет ничего невозможного.
Гиббонс снял наушники и взялся за телефон. Надо поговорить с Тоцци.
Глава 13
Немо стоял на цыпочках на мусорном ящике и пытался заглянуть в окно. По-видимому, это было окно ванной комнаты, матовое стекло было приоткрыто на пару дюймов – должно быть, со вчерашнего дня, когда после похорон в доме собралось много народа. Похоже, все будет даже проще, чем он предполагал. Он же говорил этому черномазому придурку – Чипсу, что дело плевое, но тот заартачился и наотрез отказался ему помочь. Он узнал из газет, что произошло в этом доме, и заявил, что ни за что больше туда не сунется. И чего он испугался, черт его побери? Привидений?
Немо настежь распахнул окно, подтянулся на руках, перебросил сперва одну ногу, затем другую и осторожно встал на раковину. Конечно, ему не хотелось самому этим заниматься – он же «доверенное» лицо мафии, – но выхода не было. В конце концов, черт побери, здесь же никого нет. Будет нетрудно все сделать. Просто взять ковер и вытащить его отсюда. Коп только что ушел. Он видел, как парень выходил из парадного. Какой-то прок от Чипса все же был. Это он подкинул идею, как выманить из дома полицейского: позвонить в местное отделение полиции и сообщить о дорожном происшествии, подождать пять минут и опять сообщить им уже о другом столкновении за углом. Сидя в своей машине, Немо подслушивал переговоры между полицейскими по рации. Он все сделал, как сказал Чипс, и это сработало. Он слышал, как диспетчер отправил ближайший патрульный автомобиль к месту первого дорожного происшествия, затем, так как рядом не было других патрульных машин, он вызвал парня, дежурившего в доме, и послал его проверить, что там произошло за углом. Все вышло просто здорово. Теперь у него уйма времени, чтобы схватить ковер и сбежать с ним. Даже потеть не надо.
Немо оторвал кусок туалетной бумаги, вытер нос и выбросил бумагу в унитаз. Он потер руки и поежился – чертовски холодно, он никак не может согреться. Мерзкое состояние. И самое отвратное, ты сознаешь, что подступает ломка, и не можешь думать ни о чем другом, кроме одного: как раздобыть нужную дозу. Настоящая пытка. Он был на мели, иначе бы перехватил немного дури на улице. В другое время он бы уже рехнулся, но сейчас ему необходимо быть хладнокровным. Как только он заполучит ковер, тут же сделает в нем маленький надрез и возьмет немного этого дерьма себе. Совсем немного. Только на один раз и чуть-чуть на потом. Если Саламандра заметит и спросит, какая сволочь попользовалась товаром, он ответит, что ничего не знает. Свалит вину на кого-нибудь другого. Например, на Чипса. Придумает что-нибудь. Саламандра не знает, что иногда он балуется этим, не знает и не должен знать. Ведь он теперь «посвященный», а «посвященным» строжайше запрещено употреблять эту дрянь. Но он, Немо, не какой-нибудь наркоман, просто ему это нравится, согревает его изнутри. Если он захочет, то сможет остановиться. Если захочет. В любой момент.
Немо оторвал еще один кусок туалетной бумаги, вытер свой мокрый нос и швырнул бумагу в унитаз. Подошел к двери ванной комнаты, открыл ее, осмотрел коридор и лестницу, прислушался. Тихо. Никого. Все так, как он предполагал. Он выскользнул из ванной и направился в переднюю часть дома. Только не наделать глупостей. Схватить ковер и уйти, пока не вернулся коп.
Войдя в холл, он сразу увидел в одной из комнат слева этот ковер с его идиотским рисунком. Слава Богу. Ему стало намного лучше.