Я мог бы все исправить, если бы смог заставить себя думать по-другому.
Я ничего никому не рассказываю, потому что думаю, что так будет проще обо всем забыть.
Я даже Ласи ничего не сказал.
Я ей сказал, что я в порядке, что все хорошо. Даже когда она заплакала, услышав, что я уезжаю, я не смог сказать ей правду — что я хочу спрятаться, может, в доме отца я смогу укрыться от прошлого. Я обманул ее, сказав, что уезжаю из-за матери.
Мне самому было больно от этой лжи.
Но я не мог открыться ей, ведь она была единственным человеком, который верил, что я хоть чего-то стою. Я думал, что не переживу, увидев ее лицо, когда она узнает правду — узнает, что я ничтожество.
Может, я снова смогу стать человеком.
Может, там, где меня никто не знает, я смогу начать все с начала.
Знакомство с остальными
Она одета в черный безразмерный свитер, который слишком ей велик — только кончики пальцев видны из-под длинных рукавов, только изгиб ее хрупких плеч едва заметен под копной волос, похожих на разбросанное мокрое сено, сохнущее на солнце.
Обычно она носит джинсы, которые ей тоже велики.
Форму ее ног можно разглядеть, только когда она сидит.
Низ ее длинных джинсов обтрепался и превратился в бахрому, волочащуюся по земле и похожую на экзотические украшения индейцев.
Но больше всего выделяются ее глаза — зеленые, как на экране телевизора, неестественно яркие и волнующие.
Рианна Мур.
В свой первый день, когда я ее увидел, то сразу понял, что красивее никого здесь не встречу. Я был уверен, что она самая популярная девушка в школе, я видел, что когда она идет по коридору, люди расступаются, давая ей пройти, а ее губы чуть заметно шевелятся, и я понимаю, что она напевает про себя. Я думаю, что больше никто этого не замечает. Потому что никто не смотрит на нее так, как я.
— Почему ты с ней просто не поговоришь, вместо того чтобы все время пялиться? — спросил меня Син. Я и не знал, что это так заметно.
Я никогда раньше не видел ее в этом классе, хотя мои самостоятельные занятия обычно не проходят в библиотеке, и, наверное, ее урок истории тоже не проходит здесь.
— Она! — говорю я, показывая на Рианну и пытаясь изобразить, что не так уж ей и увлечен; мне кажется, что Сину будет неинтересно, что я запал на девушку, которая не общается ни с кем из наших друзей, которая, наверное, слушает другую музыку, одевается по-другому и не является изгоем, как мы.
— Не будь идиотом, — говорит он. Мне казалось, что это и так понятно. Я не знаю, что ей сказать.
Если бы знал, я бы уже сказал.
— Я знаю ту, другую — видишь ее? Это её подруга. Я позову ее сюда, — сказал Син.
Мне очень хотелось остановить его, но в то же время мне очень хотелось, чтобы он это сделал.
— Кам! — кричит Син, и мне кажется, что обернулись все, кто был в библиотеке, покая старался спрятать свое лицо. Он энергично машет ей рукой. — Поди на секундочку, — кричит он.
Она хмурит брови, явно не испытывая особого желания делать это, потом говорит что-то своей подружке и идет, словно она нас боится, словно ей не по душе, что ее позвали два придурка с задней парты.
Я смотрю на часы на стене в надежде, что время пойдет быстрее, что урок начнется раньше, чем Син успеет ей что-либо сказать.
Кам не хочет подходить слишком близко. Она остановилась в нескольких шагах от нашей парты, где перед Сином лежит открытый журнал, а передо мной — блокнот с не очень удачным наброском Рианны.
Я переворачиваю страницу и держу кулаки в надежде, что Кам ничего не заметила.
— Ты подруга Рианны Мур, так? — спрашивает Син. Она кивает и оглядывается назад, где ее друзья с любопытством наблюдают за нами. — Дело в том, что мой друг Щенок запал на нее. Можешь помочь?
— Да пошел ты… — шепчу я и закрываю свое зардевшееся лицо руками.
— Правда? — сказала Кам, и ее глаза распахнулись от любопытства, став еще больше за стеклами очков. Она подходит ближе к нашему столу, берет стул — она явно расслабилась, поняв, что Син позвал ее только для того, чтобы посплетничать.
Я думаю о том, как все отрицать, сказать ей, что это все выдумка Сина, и отправить ее восвояси.
— Ты же новенький? — спрашивает она меня.
Син берется за свой журнал и возвращается в свое нормальное состояние — становится медлительным и безучастным.
— Хм… хм… ну да, — отвечаю я запинаясь. Син улыбается.
— Тебя зовут Щенок? — спрашивает она с таким видом, будто у нее на это аллергия.
— На самом деле Бенджи, — отвечаю я. Син начинает лаять и скулить, пока не получает от меня локтем в бок. Он смеется. — Но все зовут меня Щенок. — Теперь смеется и Кам.