Я качаю головой.
— Тогда нет, не можешь, — он выпрямляется и проходит мимо меня.
Я смотрю ему вслед, приподняв одну бровь. Визг Милы следует за его исчезновением за дверью, а после слышится:
— Привет, папочка!
— С каких пор она говорит «Привет!»? — он смотрит на меня, держа её на руках.
— Видимо, с этого утра. Она проснулась, произнося это, — я пожимаю плечами и падаю на диван, игнорируя беспорядок на ковре.
Повсюду игрушки, на ковре раскрошены чипсы, а под диваном, возможно, даже припрятано печенье. Честно говоря, я боюсь смотреть. Этот ребёнок прячет вещи повсюду.
— Папа, петь? — спрашивает Мила, вырываясь из его рук и стремясь снова опуститься на пол. Она хватает свою игрушечную гитару и нажимает на кнопки. — Дум-дум-дум!
Коннер усмехается и садится на диван рядом со мной.
— Да, у папы скоро будет концерт. Много концертов.
— Мне нравится. Дум-дум-дум!
Я вздрагиваю от громких, монотонных звуков, исходящих от гитары. Блин, почему я вообще позволила брату купить ей это? Ах, да, у меня не было выбора. Вот почему.
— Бл... ин, — поправляет себя Коннер, потирая ухо. — Что это за чёртова гитара?
— Детские игрушки — это устройства, предназначенные для пытки родителей, чтобы получать от них конфеты ради двух минут тишины, — я смотрю на Милу, прыгающую по комнате, ей каким-то образом удаётся обойти каждую игрушку. Хотела бы и я так же. Но нет, я каждый день спотыкаюсь о них.
— Да, это я уже понял. Эй, Мила! Хочешь конфетку?
С отвисшей челюстью, я поворачиваюсь к Коннеру.
— Конфетку? Да! — Мила сразу бросает гитару на ковёр и вскарабкивается на Коннера.
— Игрушки в ящик, — торгуется он, держа пакетик с конфетами там, куда она не может дотянуться.
Мила надувает губки.
— Не-а, — он качает головой, — убери их. Я помогу тебе. А они пока побудут здесь, — он бросает конфеты мне на колени и опускает Милу на пол.
Она громко хихикает, взвизгивая, когда Коннер щекочет её бока. Мои губы растягиваются в улыбке. Я облизываю их, чтобы скрыть это, но не получается. Блин, это не уборка, но Мила на седьмом небе.
— Папа, нет, нет, нет, — кричит Мила сквозь пронзительный смех.
— Да, папа, я думала, что вы убираетесь.
Коннер останавливается и смотрит на меня.
— Иу, я предпочитаю веселье.
— Ты не получишь конфеты, пока не уберёшь игрушки, — я скрещиваю руки на груди, держа пакет в руке.
Коннер берет две игрушки. Одну из них он протягивает Миле, и они швыряют их в сторону ящика с игрушками.
— Всё, — говорит он, — прибрали.
— Серьёзно? По-твоему, это уборка?
— Да. А теперь дай мне конфетку, — он становится на четвереньки и тянется к пакету, чтобы стащить одну.
Я встаю и отхожу, поднимая конфеты над головой. Это самая глупая вещь на свете, потому что он выше меня, по крайней мере, на шесть дюймов. Коннер забирается на диван и бросается на меня, Мила смеётся за его спиной.
— Нет! — я засовываю пакет в лифчик, а затем перепрыгиваю через куклу на полу и едва не сталкиваюсь с игрушечной гитарой.
— Софи, — предупреждает Коннер, наблюдая за моим передвижением.
— Не-а!
Я выбегаю из гостиной в коридор, борясь с приступом хохота, пока он следует за мной. Он скользит по полу, но тут же выпрямляется. Его взгляд прикован ко мне, и я пячусь к стене, ощущая боль в животе из-за попыток сдержать смех.
— Отдай. Сейчас же, — он медленно надвигается на меня, словно хищник, протягивая руку.
— Нет! — я проскакиваю под его рукой, позволяя смеху вырваться. Ныряю обратно в гостиную, к огромному удивлению Милы, и оглядываюсь на него. — Это не уборка!
Я поскальзываюсь на раскраске. Моё сердце подскакивает к горлу, но Коннер выставляет руки и толкает меня на диван. Я кричу, падая назад с огромным стуком. Он ложится на меня, ухмыляясь и тяжело дыша.
— Последний шанс. Конфеты. Сейчас же.
Я качаю головой.
— Иди и возьми.
Он обездвиживает меня, прижавшись своими губами к моим. Удерживая мои руки над головой, Коннер покусывает мою нижнюю губу. Желудок сжимается, голова, как в тумане, но всё быстро заканчивается, когда он отталкивает меня и…
— Есть! — он держит конфеты в воздухе и поднимает Милу.
Он крутит в пальцах пакет с конфетами, а затем подносит его ко рту и открывает зубами. Я поджимаю губы, когда Мила ныряет своей маленькой ручкой в яркий пакет и запихивает около четырёх штук в рот.
— Это было нечестно, — хнычу я Коннеру.
Он ухмыляется, глядя на меня сверху вниз.
— Какие слова-мне-не-разрешено-произносить, а?
— Я отомщу тебе за это, — я отталкиваюсь от дивана и хватаю в охапку игрушки с пола.
— Да? Когда ты планируешь это сделать?
Я пожимаю плечами.
— Если скажу тебе, то будет не так весело, не правда ли?
— Думал, ты ненавидишь сюрпризы.
— Я ненавижу сюрпризы, когда их делаешь ты. А свои сюрпризы люблю, — краду конфету из пакета и кладу себе в рот.
— Эй!
— Что? Я прибираюсь, — я бросаю говорящую Пеппу в ящик, чтобы доказать это.
— Нет. Я хочу кусочек, — он держит свой рот открытым.
Я ухмыляюсь и делаю шаг вперёд, но Мила опережает меня.
— Иди сюда, — она достаёт кусочек конфеты изо рта и кладёт его на язык Коннера.
Я прикрываю рот рукой и прикусываю губу.
— Она только что сделала то, что я подумал? — спрашивает он заплетающимся языком, не жуя.
Я разражаюсь хохотом, присев на корточки. Коннер опускает Милу на пол, отдав ей пакет, и достаёт оскорбившую его конфету изо рта. Уставившись на неё, он держит её в руке.
— Малыши отвратительны.
Я вытираю слезу под глазом и смотрю на него. Он в полном ужасе смотрит на меня, словно возможность такой «щедрости» Милы не приходила ему в голову. Забыв, что хотела сказать, я снова смеюсь и падаю на задницу.
— Думаю, мы квиты, — констатирует он, выходя из комнаты. Я слышу, как открывается и закрывается крышка мусорного ведра, и затем он возвращается.
Я бросаю свинку Джорджа в него, стараясь держать свой смех под контролем. Типа того.
— Нет, это всё Мила. Я здесь не при чём.
— Софи, наша дочь просто отдала мне свою наполовину разжёванную конфету. Положила прямо мне на язык, — он вытаскивает его, будто я забыла, как он выглядит.
Будто это возможно.
— Не понимаю, чего ты хочешь от меня, — я встаю, теперь намного спокойнее, и убираю оставшиеся игрушки.
— Не знаю. Это наказывается углом?
Я поворачиваюсь к нему и глажу его по щеке.
— Всё, что заставляет меня смеяться, не наказуемо. Уверена, что, на самом деле, это заслуживает вознаграждения.
Он хмурится.
— Я больше никогда не куплю ей конфеты.
Я называю это бредом. Супер-мега-бредом. Он всё время покупает ей конфеты, просто думает, что я не замечаю. В этом он плох так же, как и его папа с печеньем.
— Эй, а что ты делаешь сегодня вечером?
Я растягиваюсь на диване, игнорируя разломанные чипсы на ковре, и, фу.
— Мила. Прекрати склеивать уши Кроли конфетой! Фу! — я тянусь за детскими влажными салфетками и умело очищаю уши Кроли.
Коннер моргает.
— Мила, это отвратительно.
Она хихикает.
Я закатываю глаза, бросаю липкие салфетки в мусорное ведро рядом с диваном и включаю телевизор.
— Ну? — напоминает Коннер.
— Я делаю то же, что и каждый вечер, — отвечаю ему, щёлкая по каналам. — Готовлю Миле ужин, купаю её, а затем укладываю спать. После этого я открою бутылку вина и всю ночь буду смотреть отупляющее телевидение. Вероятно, съем ещё немного торта.
Я отработала этим утром. Мне можно.
— Нет, не съешь, — он поднимает мои ноги и садится на диван.
— И как это понимать?
Коннер кладёт мои ноги себе на колени.
— Мы идём на ужин.
— Ох, ведь в прошлый раз всё прошло так хорошо.
— На этот раз пойдём в настоящий ресторан. Где нас не будут так сильно беспокоить.
Я сажусь.