Выбрать главу

Потому что я заслужила это. И он это делает. Он имеет полное право ненавидеть меня всем своим существом. Он должен ненавидеть меня. И я позволяю ему чувствовать всё это.

Я хочу, чтобы он чувствовал всю эту ненависть. Хочу пожелать ему, чтобы он никогда не встречал меня, или я никогда не возвращалась. Потому что это реально, это честно, и это то, что я заслуживаю.

Я заслуживаю наблюдать за тем, как мужчина, которого я люблю, ненавидит меня.

Конец истории.

Он, наконец, отводит от меня взгляд и, развернувшись, идёт прочь, моё сердце немного сжимается с каждым его шагом. Каждый вызывает вину, сожаление, глубокую боль в костях.

Не только из-за него, но и из-за Милы. Из-за жизни, которой я лишила их обоих.

Из-за жизни, которую я считала лучшей.

Я поворачиваюсь к игровой площадке, и сжав кулаки, обнимаю себя за талию. Из-за жизни, которую я считала лучшей. Я сделала то, что считала правильным, и только это имеет значение.

Не было сомнений, что это покажется неправильным множеству людей.

Но я приняла решение и выполнила его, оценив ситуацию.

Я должна цепляться за эту мысль, потому что это всё что у меня есть.

Глава 4

Коннер

Тик-так.

Непослушные каштановые волосы, как у меня.

Тик-так.

Голубые глаза, как у Софи.

Тик-так.

Тик-так.

Тик-чёрт-побери-так.

Я хватаю пивную бутылку за горлышко и допиваю её. Даже звуки разбивающихся о пляж волн не могут успокоить меня. Они не могут усмирить ад, творящийся в моей голове с тех пор, как я увидел ребёнка Софи в парке.

Они разбиваются одновременно с тиканьем дурацких часов в столовой.

Снова и снова картинки наполняют мою голову. Я уверен, они глубоко запечатались в моей памяти. Маленькая девочка, едва достигшая двух футов, изо всех сил пыталась взобраться на горку. Каждый раз, преодолев половину, она скатывалась вниз на животике.

Не знаю, как долго я стоял там и наблюдал за ней, пока Софи не заметила меня. Не могу сказать, сколько раз мой взгляд метался между затылком светлой головы и крошечной тёмной.

Но каждый раз был болезненным.

Нет. Незнание ранило. Незнание того, почему Софи оставила меня, не сказав ни единого проклятого слова.

Я кручу пивную бутылку между пальцами. За две ночи до исчезновения она наконец-то призналась мне в любви. Внезапно сказала это, когда мы лежали на пляже и наблюдали за солнцем, скрывающимся за горизонтом. Я так хорошо помню мягкость её голоса, когда она произнесла: «Я люблю тебя, Кон». Помню крепость её объятий, жёсткость её поцелуев.

Тогда она уже знала? Знала ли она, что собирается уйти, когда лежала рядом со мной и произносила слова, которые я хотел услышать?

Я захожу на кухню, беру полную бутылку вместо пустой и выбрасываю крышку.

— Ты же знаешь, что можешь сделать перерыв между бутылками? — Тэйт толкает меня плечом.

— Отвали, — встречаюсь с ним взглядом.

Возвращаюсь на террасу и сажусь в кресло. Положив ноги на перила, я опрокидываю бутылку пива.

— Скучаешь по Софи?

— Я сказал отвали, Тэйт.

— Она сейчас горяча, между прочим.

«Она всегда была чертовски великолепна».

— Да, от кого ты это услышал? От последней подстилки?

— От Нины, — ухмыляется он.

— Значит, от твоей последней подстилки.

— Она хороша, Кон. Надо было покончить с ней, когда у вас был шанс, — забрав мою бутылку, он делает большой глоток. — Ты знаешь, что у Софи есть ребёнок?

— Видел её сегодня, — мои губы сжимаются в линию, и я киваю, хватая бутылку.

— Ребёнка или Софи?

— Обеих.

— Ага. От кого она?

— Я выгляжу так, будто знаю хоть что-то о личной жизни Софи? — повернувшись, свирепо смотрю на него.

— Просто интересуюсь, сказала ли она Лейле, вот и всё. Лей рассказывает тебе обо всём, — Тэйт поднимает руки и прислоняется к стене.

— Ничего, — я убедился, — даже Лейле. Видимо, отказывается, — я ещё отпиваю из бутылки, в голове всё начинает размываться. — Хотел бы я знать.

— Почему, ты, идиот, просто не спросишь её? Это убьёт тебя?

— Она не моя, Тэйт. Возможно, она от какого-то мудака, которого Соф встретила, пока шаталась неизвестно где, и я всё ещё не хочу знать, почему она исчезла, — хмыкаю я.

Он отвешивает мне подзатыльник. Я неодобрительно зыркаю на него.

— Иисус, Кон. Ты киска! Иди к ней домой и просто спроси.

— Ты думаешь, что мне нужно появиться перед ней и потребовать, чтобы она всё рассказала, ха? Будто она должна мне?

— Она и должна! — бросает Тэйт. — Она задолжала тебе чёртово объяснение, почему скрылась от тебя, а после вернулась с ребёнком, словно на каникулы! Ты заслуживаешь знать! Перестань быть маленькой сучкой, иди и спроси её!

Я допиваю пиво, слова Тэйта обволакивают меня. Они заставляют почувствовать, что у меня есть полное право знать, даже если я не хочу слышать правду. Но вместо того, чтобы с ним согласиться, из моего рта вылетают слова, которые за последние пять минут я использовал слишком часто:

— Иди нахрен, Тэйт.

Вечно заботливый старший брат ухмыляется и оставляет меня на террасе. Напомните мне не помогать ему, когда он будет гадить во взрослые подгузники.

Я перевожу взгляд от двери к пляжу. Уехав в тур по Америке, я думал, что по возвращении домой первым делом сяду и буду смотреть на неистовую борьбу белой пены с пляжем, отдающую эхом крушения волн о песок.

Я думал, что буду дышать ароматом дома. Пряным, соблазнительным ароматом маминой еды, смешанным с запахом солёного моря. Думал, что буду смаковать его, закрыв глаза и отдыхая от напряжения изнурившего меня тура.

Я думал, что буду стоять на кухне в фермерском стиле, смеясь вместе с семьёй. Что буду сидеть на террасе с сестрой и слушать её болтовню о том, что маме нужна другая подставка для специй на кухне или книжный стеллаж папе в офис.

Как же я ошибался.

Я встаю, чтобы взять очередную бутылку, но, покрутив в руках пустую, вновь закидываю ноги на изгородь. Я пил быстро, слишком быстро.

Ночь опускается, принося с собой небольшую прохладу, но не тишину. Моя голова забита неистовыми мыслями о Софи и ребёнке.

Этот ребёнок может быть моим.

Я встаю, позволяя пустой бутылке упасть на пол. Лес пугающе тих, словно может чувствовать мой гнев. Словно он знает о горечи, застывшей в моих венах, о жжении от незнания.

Я стою в темноте, как деревья вокруг. Неподвижно.

Ветви и веточки хрустят под моими ногами, потому что я увеличиваю темп до лёгкого бега трусцой. Затем снова перехожу на медленный бег. После, к спринту.

Потребность узнать правду увеличивается с каждым шагом, так же равномерно, как тиканье часов. Не имеет значения, что я, вероятно, выпил слишком много пива, чтобы быть здесь, или что мы вернулись всего несколько дней назад.

Я не могу находиться в этой дыре, полной воспоминаний, ничего не зная. Не могу двигаться дальше, не узнав правды. Я не смогу забыть её, пока она всё не расскажет, и даже тогда, возможно, я не смогу.

Возможно, она незабываемая.

Вместо стука в заднюю дверь, как вчера, я обхожу дом и подхожу к передней двери. Сквозь шторы из гостиной льётся мягкий свет, остальная часть часть в темноте.

Моя грудь вздымается после напряжённого бега, поэтому я хватаюсь за дверной косяк, чтобы устоять. Я, наверное, слишком пьян для этого разговора, но какого чёрта.

— Софи! Открой чёртову дверь! — я бью по двери, один раз, два, снова и снова, и снова.

— Замолчи! — шипит она, дёргая дверь, — какого чёрта ты тут делаешь?

— Разве это не я должен спросить, принцесса? — я ухмыляюсь, прислоняясь к стене.

— Ты пьян? — её голос немного повышается в конце, а глаза расширяются.