Мне, конечно, было чихать на выкуп, но я машинально ответил вызубренную роль:
- Ближних родичей у Айсмана на корабле нет, а дальние согласятся взять виру.
Погрузив на суда своих погибших и раненых, норвежцы немедля отчалили, но у меня еще оставалось одно дело. Вообще-то, на случай трагического исхода была заранее заготовлена легенда, что у нас на корабле есть мед, в котором мы сможем доставить погибшего домой. Но мне показалось правильным оставить его здесь, и Альберто был со мной согласен. Всех павших гренландцев уже перенесли в церковь и приготовились отпевать. Но я попросил епископа провести отпевание профессора по самой ускоренной процедуре, дабы мы смогли как можно скорее сняться с якоря.
Арнальдр оказался в затруднении, но нас выручил, как ни странно, мой недруг Сокки:
- Не Стейнгрима сейчас очередь, - мрачно заметил старый вождь, - а сынов хёвдинга. Но мне понравилось бы, если бы ты как можно скорее уехал, а вернулся бы как можно позже.
Я вежливо ответствовал, что мы весьма желали бы тут и вовсе не появляться, и что мало здесь у меня хорошего, с чем мне пришлось бы расстаться.
Когда начались светлые сумерки, мы уже плыли вслед за остманами. Снеррир, как ни в чем не бывало, снова включился в нашу команду. Он ждал все это время в лодке, и гренландцы его не трогали, потому что на борту суденышка норвежец считался нашим гостем. А мы оставили очень хорошую репутацию лекарей, если не чародеев, и аборигены нам благоволили.
Разумеемся, при всем своем тщеславии Кольбейн остался не только затем, чтобы побольше рассказать нам о своих подвигах, о которых мы после поведаем в Миклгарде. Он вовсе не тратил время зря и узнавал новости у исландцев, став как бы лазутчиком во вражеском лагере.
Ветер нам препятствовал, вынуждая браться за весла, но плыть было недалеко - всего лишь на ту сторону залива. Стоит ли говорить, что всю дорогу Кольбейн неуемно хвастал, расписывая свою удаль и отвагу. Оказывается, сегодня он повстречал немало врагов, и все они остались на месте. И как ни сильны были грёнлендинги, как ни искусно владели оружием, никому из них не суждено видеть Снеррира у своих ног мертвым. Зато многих из них не миновала его секира.
Много раз прорывал он вражеский строй, рубя шеломы и пронзая щиты. Битва была столь суровой и ужасной, что море далеко от берега окрасилось кровью. Счет сраженных им лично недругов перевалил за три десятка, причем каждому остман успевал перед убийством сложить вису, соответствующую обстоятельствам.
Торлётссон был так убедителен, что мы с итальянцем даже начали сомневаться, все ли хорошенько рассмотрели. Еще немного, и мы стали бы почитать за правду то, что он поведал о битве. Про убийство Эйнара норвежец тоже не забыл, прозрачно намекнув на свое участие в нем короткой висой:
Стоял недалече я,
когда пал хевдинг.
Оба норвежских корабля бросили якорь в маленькой заводи, на берегу которой не было ни жилья, ни причального знака, и мы пристали рядом, наполовину вытащив лодку на берег. Работа на веслах и занимательная история немного привели меня в чувство, и высадившись на землю, я занялся бытовыми хлопотами. Ставил с Альберто палатку, таскал хворост из низенького лесочка, варил похлебку.
Между тем норвежцы готовились к следующей битве, но меня эти приготовления уже не трогали. Как же меня это все достало! Эти цепляющиеся за власть хёвдинги и церковные магнаты, эти жадные торговцы, эти ложные правила чести. Тот, кто действительно проявил благородство - русский профессор, погиб из-за них, а они даже не чувствуют вины. И вот для этих людей я старался? Да пусть поотдают друг друга троллям, я вступаться не стану.
Остманы провели всю ночь на кораблях, громко похваляясь, что у них все до единого удалые храбрецы, которых не надо подстрекать бить врагов, а грёнлендингам будет скорая погибель, если они сюда сунутся.
Но новая битва не состоялась. Гренландцы понимали, что брать на абордаж высокобортные корабли пришельцев, забитые исполчившимися воинами с хорошим оружием, им придется очень дорогой ценой. Даже одной битвы с неодоспешенными норвежцами хватило, чтобы остудить горячие головы. Да и епископ предпочитал решить дело миром. Остманам же хотелось убраться подобру-поздорову из враждебной страны, пока Сокки не разослал ратную стрелу по хуторам. Ну, или что тут у него на острове вместо стрелы. Поэтому, когда показался знакомый парус вестрибигдаров, явно везущих парламентеров, норвежцы долго не раздумывали.
Кетиль, правда, храбрился, уверяя что на кораблях у остманов такая сила, что ни один грёнлендинг не осмелится бросить в них копье. Но говорил он как-то неуверенно. И даже легкомысленный Снеррир задумчиво заметил, что в Гардар съехались люди, и их отнюдь не мало. И коль скоро в фьордах станет известно о немирье, то соберутся сотни боеспособных мужей. При таком настрое неудивительно, что остманы охотно приняли парламентеров, сошедших на берег.
Делегацию возглавлял некий Халль, уполномоченный епископом замириться любой ценой, даже если Сокки это не понравится. С таким настроем стороны быстро провели переговоры и пришли к компромиссному решению. Что касается виры, то гренландцы рассчитали все так, чтобы снизить ее до минимума. Вождей Эцура и Эйнара посчитали равными по стоимости. Алекса, которого здесь знали как Иса Стейнгрима, справедливо сочли жертвой норвежцев, а по статусу приравняли к Симуну. Еще три погибших гренландца - Бьорн, Торд и Торфинн, стоили трех убитых остманов - Крака, Торира и Вигхвата. Наконец, неоплаченной осталась смерть самого бедного и неимущего из погибших туземцев - некого Торарина Ловчилы. Вот за него и следовало выплатить небольшую виру, благо, что близких родственников, готовых мстить, он не имел.
Такие византийские хитрости помогли обеим сторонам сохранить лицо. Счет убийств закрылся. Епископ остался при своем, как бы подтвердив свое береговое право, да еще взял с бузитеров пусть символический, но штраф. Это стало полной победой епископства, победой закона над беззаконием.