Сергей Трофимов
ГРЁЗЫ МАРКА
День первый
— Это корпуса третьего отдела. Чуть дальше энергоблоки и полигон. А за ограждение и вышки лучше не заходи. Пулю схватишь или заразу какую-нибудь подцепишь.
Маленький майор взглянул на меня и похлопал по плечу.
— Я рад, Марк, что ты оказался здесь. Поверь, это не самое плохое место на земле. Возможно, тебе что-то и не понравится, но тут, парень, второй Байконур, понимаешь? Только ракеты отсюда запускают не в космос, а прямо в твои мозги.
Он довольно хмыкнул и дернул меня за рукав.
— Поменьше ломай голову, не суй нос в чужие дела, и все будет хорошо. Помнишь, как у нас в школе говорили? Ум уступает в остроте любой саперной лопате.
Я вежливо улыбнулся. Все-таки он здорово меня выручил. После одной боевой операции, когда половину роты хоронили в «цинках», а остальные валялись в госпиталях под капельницами, меня отдали под трибунал — за то, что я сломал хребет тому чинуше, который нас так подло подставил.
Я отомстил за ребят, за живых и мертвых, и больше меня ничто не волновало. Следователь пытался докопаться до истины. Он убеждал, грозил и просил ради моей же жизни рассказать ему о том, что произошло на самом деле. Но разве он мог понять, что моя жизнь уже закончилась — там, на том дьявольском перевале? Разве он мог понять, что я навсегда остался со своими ребятами в адовом огне бессмысленного подвига?
— Здесь тебя немного обкатают, покажут кое-что новенькое. Но сначала пройдешь проверку.
Майор гордо осмотрел меня и ткнул кулачком в мою грудь.
— Для тебя все эти проверки — чепуха, вроде анализа мочи. Эх, сынок, я чертовски рад, что ты снова со мной, и что в этой дыре, наконец, появился парень, с которым можно помянуть былые деньки.
Я благодарно сжал его локоть. Он увел меня тогда прямо от стенки, и пятеро дебилов с автоматами глупо смотрели нам вслед, не понимая того, что смерть опять дала мне увольнительную в город.
— Веди себя помягче, Марк. Ты один остался из целого выпуска — моего выпуска и самого лучшего! Они будут колоть тебя шприцами и задавать вопросы. Терпи! Это пешки, понял? Тебе надо показать себя! Произвести впечатление! Тебя должны заметить и оценить. Ты сделаешь это. Я верю!
У входа в мрачное здание нас встретил тощий парень в белом халате. При виде его майор притих и после пары натянутых фраз поспешно удалился. Лаборант провел меня в небольшую комнату и кивнул на кушетку. Я улегся, вытянув ноги. Парень наклеил мне на виски и шею несколько датчиков, что-то вколол в предплечье и вышел.
А за окном сияло летнее солнце. Его лучи щекотали мои ресницы. Веки начали смыкаться. Время шло, но тощий лаборант, как видно, не спешил. И снова вспомнилось, как мы с Тузом и Пашей отбили грузовик. Я прикрывал, а они переносили раненых. Боевики обходили с фланга. Двигатель чихал и глох. Туз матерился у капота. А потом пуля вонзилась в скалу у самой моей щеки, и осколки камня рассекли мне бровь.
Когда мы оторвались от погони, я проморгался, поднял голову и посмотрел на синее небо. И солнце вот так же слепило глаза и обжигало кожу. В кузове на куске брезента лежали раненые ребята. Мы сидели по бортам и ждали, когда из укромной засады полыхнет огонь. Я чувствовал нутром, что у нас нет ни шанса на прорыв кольца. Но был приказ, и у наших ног стонали лучшие друзья, за жизни которых мы отвечали. Они хватали за одежду, просили пить, а мы не могли отвести глаз от сектора обстрела, и палец на спусковом крючке немел от напряжения.
Потом грузовик выехал на окраину города. Потянулись линии бурых домов, ряды гаражей и темные очертания фабрики…
Я попытался открыть глаза. Это уже был сон. Какой еще город? Какая фабрика? Они встретили нас у Бекеша. Я видел, как лопалась грудь Пашки, и как клочья красной плоти брызгами разлетались в стороны. Машину занесло. Я дал очередь по темным фигурам. Туз снес с дороги горящий «газик», но не успел пригнуться, и заднее окно кабины замутилось кровавыми разводами. Я вскочил на ноги. Тяжесть пулемета помогала держать равновесие, и я косил их под корень, с ликующей радостью ожидая момента, когда нас бросит в кювет, а потом в зияющую пропасть…
— Садись, садись. Мы въезжаем в тоннель.
Меня дернули за штанину. Я упал и ухватился рукой за борт. Вокруг резко потемнело, и только сзади остался блеклый светлый круг. Какой еще тоннель…
Рядом сидели люди. Многие курили. Я видел красные огоньки. Я чувствовал, как чьи-то тела прижимали меня к борту.
— Ты сегодня какой-то странный, Марк, — прошептал голос у моего уха. — Что ты дрожишь, как идиот?
Мы выбрались из темноты, и я увидел насмешливые глаза высокого рыжего парня. Это был Клим — мой старый испытанный друг. Как и все остальные люди в машине, он существовал только во сне. Но я узнал его. Я узнал этот серый разрушенный город, в котором теплилась жизнь моих сновидений. И снова в лицо хлестал холодный свистящий ветер, а в небе вспыхивали алые зарницы, предвещавшие вакуумную бурю.