Раздвоенное сознание мгновенно выдало сентенцию:
«Пожалуй, в каждом присутствует 'я' и 'не-я', добро и зло, свой и чужой, но не каждый осознаёт глубину и мудрость этой оппозиции. Твоё 'я' не осознавало и до сих пор не осознаёт свою вину. Твоё 'я' есть зло.» — «Так с кем моё 'я' общается?» — «Ты общаешься сам с собой, но твоё 'не-я' лучше и умнее, чем твоё 'я'.» — «Значит, моё 'я' убило капитана непонятного мне корабля, а где же было моё 'не-я' в тот момент?» — «Твоё 'не-я' и осознание вины рождается в эти мгновения. Твоё 'я' установило кьюбит, и настройки твоего 'не-я' скоро завершатся.»
— Что за ахинея?! — воскликнул вслух Алесь и твёрдо прошагал по палубе к своей 'каюте' с дверным косяком и отсутствующей дверью.
«Удивительно, более не страдаю от морской болезни» — не успел он так подумать, как получил ответ от своего 'не-я': — «Твоя лучшая часть способна на многое. Со временем поймёшь и оценишь!»
Выкрикнув слова нецензурного посыла, известного всем русским людям, Алесь снял с себя комби — и на князя, после поворота ладьи, через дверной проём упал благословенный луч солнца. На душе отлегло. Внутренний диалог, сводящий его с ума, прекратился, и он, уже с радостью в голосе, ещё раз послал по самому верному адресу своё 'не-я' и всех сволочей, иже с ним.
— Ты чего, княже? — спросил недоумённо Борислав, заглянувший в кабину князя.
— Жизни радуюсь. И свободе! Ты сменился? — получив утвердительный ответ, сказал: — Иди отдыхать, Борислав. Всё, как говорят за морем-океаном, окей!
Натягивая старый и привычный камуфляж, князь подумал: «Ишь, мерзавцы, придумали дуэт для двух роялей! Дуэт отменяется!»
К удовольствию Алеся, никто не стал ему возражать.
САГА О КНУТЕ АНГЛИЙСКОМ
Не радовали Кнута, сильного и великого воина, унылые равнины русских земель, и возрадовалось его сердце при виде шхер, красноватых гранитных скал на фоне зелени по берегам реки Далелвен. И тогда он решил: нет прекраснее места, чем земли Даларны. Труден и долог был путь вверх по самой длинной реке в краю свеев, но Кнут со своей ватажкой преодолел пороги и побил некоего конунга из местных, имени которого он так и не узнал. Олег Дукович на тризне воздал хвалу павшим лютичам, а Кнуту вручил новую кольчугу как свой личный дар.
Кнут, сильный и великий воин, очаровал Фрейю, дочь Бьорна. Не блеск его доспехов, а внимательный и насмешливый взгляд ранил сердце бедной девушки с хутора Фалун. Заворожено смотрела она на великана, когда тот вписывал в листы пергамента условия купли-продажи участка, принадлежавшего Бьорну, её отцу. Тот участок — склон Большой медной горы, именуемой свеями Стура коппарбергет, — её отец согласился продать за тридцать полновесных золотых монет, что было немыслимым богатством в землях вокруг озера Рюнн.
Переглядывание Кнута и Фрейи заметил темноволосый русич в странном пятнистом одеянии. Явно зубоскал. Он высказал что-то непонятное, но наверняка колючее Кнуту, от чего Кнут покраснел и ещё раз посмотрел на Фрейю.
Кнут покраснел, но тому причиной было замечание князя Алеся. Просматривая текст договора, составленный на латыни Кнутом, князь, не знавший сего древнего языка, всё ж углядел очевидную ошибку и пожурил нормана за искажение продиктованной ему преамбулы.
— Учил латынь два года. Даже меньше. Не знаю, как по латыни сказать 'а также', - ответил Кнут, проживший два года в монастыре в Англии.
О своей судьбе Кнут поведал князю ещё в Ригове, на тризне по погибшему брату.
Отец Кнута во время набега на аббатство нарвался на отважных англов, и те порубили отца Кнута и его викингов. Кнута с младшим братом, — в то время ещё малолеток, — англы обнаружили в часовне; они убили бы обоих, не вмешайся местный аббат, который и забрал юных норманов в монастырь; но не прошло и двух лет, как монастырь подвёргся новому нападению. Даны из воинства берсерка Ивара Рагнаррсона убили аббата и монахов и вызволили, как они полагали, из плена двух молодых норманов. У данов он прошёл выучку и стал кормчим на драккаре. Из-за какого-то пустяка пьяные даны избили его брата, и, отомстив обидчикам, братья покинули данов. Сбежав от них, молодые люди пришли в земли русов. Кнут, принятый в воинство Страшилы, бился и не раз с саксами, а позже он со Страшилой ушёл служить купцу Лютобору. О брате, примкнувшим к варгам, он более не слышал и не встречался с ним вплоть до битвы при Ригове. Крещёный в монастыре, Кнут, тем не менее, не забывал своих богов, причислив Христа и ангелов к сонму божеств покойного отца.