Когда двадцать лет назад обновляли пенсионную программу, помню, возмущений было очень много. Еще бы. Симуляции объявили вне закона для работающего населения: никто не хочет жить в реальности, все хотят пусть и на последние деньги, но чувствовать себя полубогами. Демографический кризис. Никто не женится, не заводит детей. А зачем, когда такое количество доступных по цене «помощников по хозяйству». Вот тогда и приняли программу: симуляции и прочие технологии по разнообразию бытия – только для пенсионеров в закрытых поселках. Работай, создавай семью, будь полезным обществу, и на пенсии тебя ждет заслуженный «рай».
«Помощников», кстати, тоже перепрошили – теперь нет ощущения, что перед тобой человек. Кукла, красивая, умная, но кукла. Не могу объяснить. Что-то неуловимое. Тогда, помню, резко снизилось количество желающих вступить в брак с роботами.
Теперь внуки, у кого есть, очень любят навещать такие пенсионерские поселки, как наш, но там тоже ограничение по въезду, не больше четырех раз в год. Зато какого подростка не спроси, кем он хочет стать, когда вырастет, все отвечают: «пенсионерами».
Если забраться на гору у Савельева, то сразу можно сказать, к кому внуки приехали – у кого мигает день/ночь, у кого снежный буран (если это только не коммунальщики издеваются за годовую задержку оплаты), у кого шаровые молнии фигачат.
Я, кстати, заметил, что у женщин фантазия лучше, чем у мужиков. Чего они только не придумывают, когда на пенсию выходят и можно не работать, а развлекаться, соответственно пенсионным накоплениям.
Соседка у Савельева, к примеру, Амалия Петровна – очень интересная женщина. Мы ее как-то навестили, лучше бы этого не делали, честное слово. Внутри ее готического или, как Савельев авторитетно отметил, псевдоготического замка все оказалось на редкость вычурно, пустого места нет, все в завитушках. Сама хозяйка явилась к нам в бархатном алом пеньюаре со шлейфом, что тянулся аж из соседней комнаты. Напоив нас какой-то кислой гадостью под названием «Полуденная смерть», Амалия рассказала, что по ночам превращается в дракона и выжигает соседние деревни. Пьяненький Савельев ехидно поинтересовался: «Мужа тоже пожгли?» Больная все-таки у Савельева тема с женой. Амалия нас тогда, конечно, выгнала. Я, уходя, насчитал у нее трех роботов-красавцев в кожаных портках. Савельев ржал как ненормальный. Я думал, это у меня душевная рана с разводом, а у Савельева, похоже, ранища. Он с каждой женщиной из поселка переругался. Даже попытался с Миледи. Но этот номер у него не прошел. С роботом вообще толком и не поругаешься. Можно, конечно, программу задать. Но это не то. Ругаешься, а знаешь, что это понарошку, никакого драйва.
Если через лес пройти километра три на север, можно на Юлин дом выйти. Хорошо, что Савельеву далеко, а то бы он и с ней поругался. А так я и без него хорошо справляюсь.
Юля тоже одна. К тому же без «помощника». У нее из интересного – только говорящий кот. Да и тот не особо разговорчив. Если всегда спрашивать одно и то же, – «Кто этот красивый котик?» и «Это кто у нас такой хороший?» – то понятно, что услышишь только «Я». И все.
Пробовал я с ним беседовать, но он меня проигнорировал. Юля тогда смеялась: «Это его мышки умаяли, спать он хочет». Мышки?! Уж насколько я люблю свой «медвежий угол», но Юлин участок – средневековье какое-то. У нее сад растет. С сорняками, одуванчиками и снытью. Яблоки в конце лета, никому не нужные кабачки, розовые кусты, что она на зиму снимает с опоры и укрывает. На зиму! У нее зима там бывает. Я ей говорю: есть же простая программа, элементарная – «застывшая красота» называется: все цветет и пахнет, но не меняется, траву стричь не надо, розы всегда свежи и в капельках росы, бабочки летают по заданной траектории, соловей, в конце-то концов, поёт в сиреневом кусту. Нет, ей так не подходит, видите ли.
Я к Юле раньше часто ходил. Но у нас почему-то всегда какие-то мелкие конфликты на пустом месте возникают. Я, конечно, раскаиваюсь, извиняюсь, она тоже, но потом опять снова-здорово.
Сидим как-то вечером у открытого окна. Хорошо. Профиль у Юли красивый, нежный. Солнце заходящее золотит белый фарфор на чашках. И тут мотылек здоровый такой, мучнисто-белый залетает и – бац – в варенье. Трепыхался-трепыхался и потонул. Второй. Я ей говорю: «А нельзя отключить? Мне это варенье ужас как нравилось». А она мне: «Нельзя». И все. Слово за слово, и вот я уже злой иду через лес домой. Такой злой, что открыл программу и нажал «встреча с медведем». Но опомнился и сразу отключил.