Уединившись с обоими русскими князьями в одной из светлиц своих каменных хором, Лингвен Ольгердович поведал им о причине столь спешного вызова.
– На прошлой седьмице Ягайло заключил перемирие с Тевтонским орденом, – объявил Лингвен. – Витовт, как вассал Ягайло, тоже обязан прекратить войну с крестоносцами в Жемайтии. Перемирие заключено до дня Ивана Купалы следующего года.
Юрий Глебович и Федор Юрьевич переглянулись. Оба готовились к осеннему походу в Жемайтию, куда собирался со смоленской ратью и Лингвен Ольгердович.
– Что подвигло польского короля пойти на это перемирие? – спросил Юрий Глебович, обращаясь к Лингвену.
Но вместо Лингвена ответ своему двоюродному брату дал Федор Юрьевич.
– Все яснее ясного, – проворчал он. – Поляки не могут оправиться от сентябрьского поражения под Велунем. К тому же Витовт осаждает замки крестоносцев в Жемайтии и не оказывает никакой поддержки полякам.
– Это верно, – Лингвен хмуро кивнул головой. – Витовт в войне с Орденом преследует свои цели, а Ягайло свои. Витовту нужна Жемайтия, поэтому он не шлет свои войска в Померанию, где поляки воюют с крестоносцами. Однако главные силы Ордена находятся в Пруссии и Померании, а значит, и исход войны решится там.
– Этот разлад между Витовтом и Ягайло выгоден немцам, – заметил Федор Юрьевич. – Если Витовт и Ягайло не объединят свои войска, то скорее всего они будут разбиты крестоносцами порознь.
– Ягайло тоже понимает это, поэтому он пошел на перемирие с Орденом, чтобы договориться с Витовтом о совместных действиях в Померании, – сказал Лингвен. – Кроме того, Ягайло намерен найти еще союзников для войны с тевтонцами. Он отправил послов в Венгрию, Богемию, Москву и Новгород.
– Крестоносцы тоже даром времени терять не будут, – промолвил Федор Юрьевич. – Им тоже есть к кому за помощью обратиться.
– Что ж, ежели поход в Жемайтию отменяется, значит, у меня будет больше времени, чтобы с женой помиловаться, – улыбнулся Юрий Глебович.
Он совсем недавно женился на дочери трубчевского князя Серафиме Изяславне. Юную жену свою Юрий Глебович очень сильно любил, даже краткая разлука с нею была тягостна для него. Во все недалекие поездки Юрий Глебович неизменно брал супругу с собой. И на эту встречу с Лингвеном Ольгердовичем он прибыл вместе с ней.
Для свиты дорогобужского князя были отведены покои на втором ярусе дворца с окнами, выходившими на крепостную стену Смоленска, идущую вдоль Днепра. Отсюда, с высоты Соборной горы, хорошо просматривалась самая широкая и длинная улица Смоленска, названная Большой дорогой. Эта улица была застроена домами знати, она служила своеобразной границей между старинными городскими концами Смоленска, Крылошевским и Пятницким.
Горяин, отобедав в трапезной, принялся слоняться по комнатам и переходам дворца. Таких огромных каменных чертогов ему еще не доводилось видеть! У дорогобужского князя терем был бревенчатый, ничуть не больше терема боярина Самовлада Гордеевича.
По каменной винтовой лестнице Горяин забрался на смотровую площадку угловой дворцовой башни. Эта площадка предствляла собой квадратную комнату, укрытую четырехскатной тесовой крышей, с узкими бойницами на все четыре стороны. Горяин принялся разглядывать обширные кварталы Смоленска, высовывая голову то в одну бойницу, то в другую. От множества домов и церквей, от вида широкого Днепра, за которым виднелись терема и причалы Нового Города, у юноши захватывало дух!
– Гляди не вывались из башни! – вдруг раздался сзади негромкий девичий голос.
Горяин вздрогнул и обернулся.
В трех шагах от него стояла юная девица в длинном белом платье с распущенными по плечам густыми кудрявыми волосами пшеничного цвета. У нее были большие темно-синие очи, которые с любопытством взирали на Горяина.
– Ты из свиты Федора Юрьевича? – спросила юная незнакомка.
– Да, – ответил Горяин, смущенный пристальным взглядом незнакомки. – Я – гридень княжеский.
– В Смоленске впервые? – вновь спросила девица.
Горяин молча кивнул.
– Оно и видно. – Незнакомка улыбнулась. – Я думаю, кто это возле покоев моей госпожи шастает. Решила проследить за тобой. Меня Дарьей зовут. Я из служанок княгини Серафимы Изяславны. А как тебя зовут, младень?