Выбрать главу
Этот тип — начальник, вероятно: если он растерян, огорошен, если ветер дует непонятно — он потеет чем-то нехорошим.
Уже с утра, еще в кровати, я говорю несчетный раз, что всех на свете виноватей — Господь, на труд обрекший нас.
Расчетлив ты, предусмотрителен, душе неведомы гримасы, ты не дитя живых родителей, а комплекс компаса и кассы.
Чуждаясь и пиров, и женских спален, и быта с его мусорными свалками, настолько стал стерильно идеален, что даже по нужде ходил фиалками.
Так привык на виду быть везде, за престиж постоянно в ответе, что, закрывшись по малой нужде, держит хер, как бокал на банкете.
Живи, покуда жив. Среди потопа, которому вот-вот наступит срок, поверь — наверняка мелькнет и жопа, которую напрасно ты берег.
Так ловко стали пресмыкаться сейчас в чиновничьих кругах, что могут с легкостью сморкаться посредством пальцев на ногах.
Есть люди — прекрасны их лица и уровень мысли высок, но в них вместо крови струится горячий желудочный сок.

Глава 6

КТО ТОМИМ ДУХОВНОЙ ЖАЖДОЙ,

ТОТ НЕ ЖДИ ЛЮБВИ СОГРАЖДАН

Человек — это тайна, в которой замыкается мира картина, совмещается фауна с флорой, сочетаются дуб и скотина.
На безрассудства и оплошности я рад пустить остаток дней, но плещет море сытой пошлости о берег старости моей.
Служа истории внимательно, меняет время цену слова; сейчас эпоха, где романтика звучит, как дудка крысолова.
Весомы и сильны среда и случай, но главное — таинственные гены, и как образованием ни мучай, от бочек не родятся Диогены.
Бывают лица — сердце тает, настолько форма их чиста, и только сверху не хватает от фиги нежного листа.
Душой своей, отзывчивой и чистой, других мы одобряем не вполне; весьма несимпатична в эгоистах к себе любовь сильнее, чем ко мне.
Когда сидишь в собраньях шумных, язык пылает и горит; но люди делятся на умных и тех, кто много говорит.
В стихах моих не музыка живет, а шутка, запеченная в банальности, ложащаяся грелкой на живот, болящий несварением реальности.
Нельзя не злясь остаться прежним урчаще булькающим брюхом, когда соседствуешь с мятежным смятенно мечущимся духом.
 Жрец величав и строг, он ключ от тайн, творящихся на свете. а шут — раскрыт и прост, как луч, животворящий тайны эти.
Несмотря на раздор между нами, невзирая, что столько нас разных, в обезьянах срослись мы корнями, но не все — в человекообразных.
Жизнь не обходится без сук, в ней суки с нами пополам, и если б их не стало вдруг, пришлось бы ссучиваться нам.
Слишком умных жизнь сама чешет с двух боков: горе им и от ума, и от мудаков.
В эпоху страхов, сыска, рвения — храни надменность безмятежности; веревки самосохранения нам трут и душу и промежности.
Пугаясь резких поворотов, он жил и мыслил прямиком, и даже в школе идиотов его считали мудаком.
Чтобы плесень сытой скудости не ползла цвести в твой дом — из пруда житейской мудрости черпай только решетом.
Есть люди: величава и чиста их личность, когда немы их уста; но только растворят они уста, на ум приходят срамные места.
Люби своих друзей, но не греши, хваля их чересчур или зазря; не сами по себе мы хороши, а фону из гавна благодаря.
Бесцветен, благонравен и безлик, я спрятан в скорлупу своей типичности; безликость есть отсутствие улик опасного наличия в нас личности.