И корреспондент «Огонька» написал, в общем, что-то в этих рамках, и недурно написал. С одной только деталькой: упоминая, что все погибшие девушки были из провинциальных городов, где их семьи были уверены, что они устроились в Москве работать «менеджерами» (очень точное наблюдение!), корреспондент назвал имена этих девушек и города, откуда они родом.
Я был в шоке. И потому, что корреспондент это с легкостью указал. И потому, что материал в таком виде был пропущен в печать. И потому, что не все поняли мою ярость. Я говорил, что для читателя абсолютно несущественны имена этих девушек и названия их городов – эти девушки не были звездами кино или политическими деятелями, поэтому публикация этой информации могла только ударить по друзьям и родным погибших. Я говорил, что мы поступили отвратительно, обнародовав эту информацию.
А услышал в ответ: «Но ведь они и правда проституцией занимались и ведь уже известны их имена?»
Было очевидно, что хотя мы работаем в одном журнале – крайне уважаемом, в том числе и за свою политическую позицию, – у нас разные представления о нравственной позиции, которая составляет, на мой взгляд, часть позиции политической.
Тогда, на редколлегии, я сказал, что нам необходимо прописать на бумаге нормы и принципы поведения журналиста «Огонька».
И услышал в ответ: «Не горячись, это все и так знают, а иначе не работали бы здесь».
То есть я проиграл.
Но на заводе АвтоВАЗ абсолютно все знают, как закручивать гайки.
Но поскольку нигде, вероятно, не прописано, с каким конкретно усилием их закручивать, с конвейера сходит то, что сходит.
Я настаиваю на том, что когда мы к чему-то прилагаем усилия – а в журналистике мы усилия прилагаем, – то величина и направленность этих усилий должна быть: а) зафиксирована; и б) быть ясной и очевидной всем.
2. Ситуация с правилами в России и ситуация с правилами на Западе
В России всегда – ну по крайней мере последние пять веков точно – идет игра без правил. То есть помимо законов писаных у нас всегда действуют законы неписаные, и вот они-то и являются главными. Сталинская конституция была практически такой же демократичной, как и конституция США, и гарантировала те же права и свободы. Однако граждане СССР были абсолютно бесправны: любого из них тайная полиция, НКВД, могла отправить на тот свет не потому, что нарушил закон, а потому, что посчитала нужным отправить. И великий поэт Мандельштам был превращен в могильную пыль не потому, что затевал свергнуть государственный строй, что каралось законом, а потому, что Сталин вел ковровые зачистки всех потенциальных центров власти, включая власть над умами.
И наши главные российские правила игры не просто не прописаны, они еще и постоянно меняются. С моей точки зрения, так происходит потому, что российская государственная система – это патримониальная автократия, или самодержавие, в которой верховный правитель страны является и владетелем страны, и распоряжается ею, как своей собственностью. Ему постоянно менять правила выгодно: действующим правилом является то, какое он в данный момент одобряет, – вот почему он может легко выиграть у любого, а у него выиграть не может никто. Вы сели играть в преферанс, а он говорит, что играл в футбол, и вам за невыход на поле засчитано техническое поражение.
Но то, что хорошо для самодержца, плохо для общества свободных людей, к которым относятся и редакция как общество свободных журналистов, и потребляющая редакционный продукт публика.
Посмотрите, что происходит в такой стране, как Великобритания! То есть, вероятно, это более или менее верно и вообще для всех стран цивилизации Запада, но просто Великобританию я знаю лучше других. В Великобритании правила такой эталонной корпорации, как Би-би-си, прописаны на бумаге. Там знакомство с Би-би-си – неважно, чье, новых потенциальных сотрудников или экскурсантов, пришедших в Буш-хаус в фантастически интересный музей радио Би-би-си, Radio Experience, – начинается с понимания ценностей, миссии, принципов Би-би-си.
Это часть огромной британской традиции: чтобы не возникало споров и маханий кулаками задним числом, давайте сделаем все открытым и общедоступным и открыто пропишем правила поведения на бумаге. И это вносит ясность в такой щекотливый вопрос, как, например, что считать взяткой. Неважно, кому – врачу, учителю, депутату или чиновнику. И не говорите только: «Все ясно!» На самом деле ничего не ясно. $1000 в конверте – это взятка? Да? А букет цветов? Нет? А $500, переданные депутату в качестве пожертвования его партии от политического адепта этой партии? Ах, не знаете? Ах, «через кассу»? То есть все-таки должно быть зафиксировано в приходном ордере? А бутылка коньяку Louis XIII ценой $3000, переданная вместе с букетом? А Путин в подарок часы принимать имеет право? А ценой $20 000 – тоже имеет право? А если он принял $20 000 в конверте – он взяточник или нет? А если это его официальная полугодовая зарплата?