семя для ее порочного появления на свет. Для темных эльфов-изгнанников не существует земель, на которые они не могли бы ступить. Прелестная принцесса Элвина любила подолгу гулять далеко за пределами королевства. Нигде ей не угрожала опасность - любой готов был вступиться за нее. Но несчастье все же пришло в наши земли. В одну из таких прогулок беда настигла ее, словно черный ураган. Темный эльф надругался над самым невинным и нежным человеком, которого знало королевство. Элвину нашли только глубокой ночью одну, брошенную на произвол судьбы, словно изнутри разодранную безжалостным зверем, - Тимолеон сжал кулаки, а Хаармвин испытал новый прилив ненависти, но сдержался и не сделал ничего, что могло бы прервать рассказ короля. - О случившемся хотели забыть, как о страшном кошмаре, но через несколько недель стало ясно, что принцесса Элвина была в положении. Лекари предлагали ей спровоцировать выкидыш, но Элвина отказалась, потому что не хотела осквернять свое тело еще и детоубийством. Было решено отправить ее в отдаленную деревушку, где она должна была переждать беременность, а после отдать ребенка для его умерщвления. Все шло по плану до того момента, пока принцесса не разродилась. Материнское чувство взяло верх над ее разумом, и она отказалась отдавать безвинного ребенка на растерзание за преступление темного эльфа. Элвина осталась в деревушке растить дочь. Девочка росла, окруженная любовью матери, но вместе с тем жизненная сила Элвины начала стремительно сходить на «нет». Она постоянно болела, и однажды утром на подушке увидела капли крови. - Hwestanaicele, - произнес Хаармвин, - чахотка. - Да, злой рок хотел сполна отыграться на нашей принцессе. Она смертельно заболела. Девочка не отходила от ее кровати ни на шаг, боялась отпустить ее руку, потому что понимала, что кроме матери в этом мире ее никто никогда не полюбит. А Элвина улыбалась ей и шептала нежные слова. Когда дыхание ее уже почти остановилось, в комнату вошли стражники и служители церкви, чтобы отпеть и забрать тело несчастной души, которая обретала наконец покой. Полукровку потащили от ее кровати: она брыкалась, визжала нечеловеческим голосом, вырывалась и звала Элвину. Стражники почти выволокли ее из дома, пока в порыве отчаяния она не напоролась рукой на плохо затянутую застежку наруча одного из них. Из неглубокой раны потекла кровь, и словно самое грязное отродье Дьявола выбралось из Чистилища, - Хаармвин не в силах был пошевелить ни одним мускулом на лице. Он давно не испытывал настоящего страха, и уже забыл, каково это, когда его ледяная рука хватала за сердце. Он не знал, чего он боялся больше: посмотреть на полукровку или услышать конец чудовищной истории. - Глаза девчонки потеряли крупицы разума, когда она почувствовала запах собственной крови. В ней проснулись ярость и нечеловеческая сила. Стражники не успели достать мечи, когда она уже вцепилась в их глотки, а служители, в страхе побежавшие искать спасение, не вышли из дома. Никто не знает, что еще сделал бы этот монстр, если бы не затухающий голос Элвины. Без тени страха, ужаса и упрека она позвала свою дочь к себе, чтобы успокоить. Девчонка, измазывая чужой кровью простыни, залезла к ней на кровать, где пролежала до самой смерти матери. К этому времени на крики сбежались рыцари. Элвину унесли, несчастных похоронили, а полукровку с тех времен заточили в темнице. Голос Тимолеона смолк, и в помещении воцарилась такая гнетущая тишина, что несколько мгновений не удавалось сделать глотка свежего воздуха. Хаармвин смотрел куда-то сквозь короля, надеясь, что его и без того пострадавшая голова не разорвется на части после услышанного. Обернувшись, он пустым взглядом посмотрел на все еще бессознательное тело пленницы. - Почему ее не убили? - Хотели. Но это было невозможно, потому что, умирая, Элвина обратилась к одному из древнейших обрядов спасения души. Даже увидев, что сотворило ее дитя, она не смогла побороть своей любви к ней. Принцесса знала, что ждало дочь, когда все узнают о случившемся. Когда полукровку схватили, то увидели, что кровью на ее щеке Элвина вывела знак любви и защиты. Убийство существа с таким знаком - табу, которое нельзя нарушить. Это было несправедливо, но у эльфов, как и людей, были правила, нарушение которых каралось хуже, чем смертью. Только одного Хаармвин не мог понять - откуда в сердце принцессы Элвины было столько светлого чувства к темной душе? - Вы заперли ее в темницы, чтобы она больше никогда не смогла обратиться зверем. - Да, - сказал Тимолеон, хотя Хаармвин не спрашивал, а лишь подтверждал услышанное. - И многие годы правителям королевства удавалось сохранить эту тайну. До вашего появления здесь, принц. Хаармвин посмотрел на короля. Тот уже отошел от воспоминаний, вновь нахлынувших на него после истории. Теперь он смотрел на принца пытливым взглядом, ясно давая понять, что пришел его черед говорить правду. Хаармвин кивнул то ли ему, то ли самому себе. - Ничего бы этого не случилось, если бы я не на набрел на тот фонтан, король, - сказал он. - Я бы женился на вашей дочери, и увез бы ее в леса Коэхала, все так же оставаясь в неведении. Но моя связь с вашим королевством была предопределена еще до рождения полукровки. С этими словами он закатал рукав, обнажая перед королем свое клеймо. Тимолеон присмотрелся к рисункам на запястье и пораженно взглянул на Хаармвина. - Сейчас это лишь подобие вашего древнего герба, - сказал он. - Это печать истиной половины. Все эльфийские союзы заключают боги, оставляя нам лишь небольшие послания на запястьях, на которых в день совершеннолетия появляются имена избранников. Но у меня ничего не вышло: имя не появилось, прекрасная печать, которой восхищался эльфийский народ, превратилась в уродство, напоминающее о себе каждый день и час. Раньше я думал, что это случилось, потому что моя истинная половина умерла до того, как мне выпал шанс узнать ее. Но теперь я в этом не уверен... Хаармвин снова посмотрел на девушку, которая начала приходить в себя - зашевелились ее темные ресницы. - Что вы имеете в виду? - Король не мог понять, к чему клонил эльфийский принц. - Что, может быть, у моей избранницы просто нет эльфийского имени. Отвращение подступило к горлу, когда он опустился на колени рядом с пленницей. Где-то в глубине души он понимал, что она не была настоящей темной эльфийкой, но от одного только вида ее черной кожи сводило кончики пальцев - так сильно хотелось уменьшить популяцию дроу. Хаармвин аккуратно потрепал пленницу по щекам, стараясь окончательно привести ее в чувства. Он спиной ощущал, как взгляд короля ввинчивался в него, но не обращал внимания. Ни в коем случае нельзя, чтобы это существо испугалось его. Реакция не заставила себя ждать: ресницы девушки задрожали сильнее, и вот с усилием она подняла веки. Хаармвин едва вновь не отшатнулся, когда из-под них на него посмотрели красные глаза. Мгновение - и их наполнил животный страх. Если бы у этого комка боли и голода были хоть какие-то силы, она бы отскочила прочь от Хаармвина. Но все, что она смогла сделать - это со стоном испуга отползти чуть назад. Взгляд ее заметался по сторонам: она поняла, что находилась не в своей камере, и это пугало ее, наверное, даже сильнее, чем присутствие посторонних. - Тише, тише, - зашептал Хаармвин, аккуратно протягивая к ней руку. - Тс-с-с, тише. Испуганный зверь - плохая компания. Чтобы хоть как-то наладить контакт, нужно было его успокоить. Хаармвин подумал, что это удастся сделать с помощью шепота. Ведь именно тихий голос матери когда-то смог пробиться сквозь пелену ее ярости. Он тихонько просил ее успокоиться, медленно завладевая ее вниманием. Кажется, она понимала, что он отличался от людей, что окружали ее всю жизнь, и был больше похож на нее. - Ты понимаешь меня? - спросил Хаармвин на эльфийском, чтобы еще больше заинтересовать ее. Пленница перестала подрагивать и уставилась на него. Звуки его голоса ей будто понравились. Она с опаской посмотрела на протянутую ладонь, а потом снова на его лицо, выжидала. - Ты понимаешь меня? На этот раз на человеческом языке. Девушка вздрогнула, но вдруг прикрыла глаза на мгновение и кивнула. Сзади король Тимолеон издал какой-то сдавленный удивленный звук, и Хаармвин молил эльфийских и человеческих богов, чтобы никто из наблюдателей не вздумал сделать хоть одно лишнее движение. - Я не сделаю тебе больно, - медленно произнес он. - Только помогу. Это меня ты звала, верно? Я Хаармвин. Услышав знакомое имя, пленница судорожно втянула воздух и где-то нашла силы, чтобы приподняться на предплечьях. - Ха... арм... вин. - Да, это я. - Ха-а... Хаармвин! Зря король Тимолеон недооценил ее умственные способности, сказав, что она умеет лишь скулить. Хаармвин произнес свое имя, и она вся будто потянулась к нему. Она явно не знала ничего о печатях, но понимала: раньше имя было только для нее, а теперь появился кто-то другой, знающий о ее сокровище - и она сразу доверилась. - Дай мне руку, я сниму оковы, - продолжил уговаривать Хаармвин, протягивая ладонь еще чуть вперед, уже почти касаясь ее. Девушка несмело подняла одну руку, едва не теряя шаткое равновесие, и, поколебавшись еще только мгновение, вложила свою ладонь в его. Стараясь сохранить спокойное и дружелюбное выражение лица, Хаармвин улыбнулся только губами. - Правильно. Ничего не бойся. Он поднял голову на стражников. Они смотрели на него во все