Сцену театра военных действий окутала фантасмагория кошмара. В феврале линия фронта приблизилась к Рейну, а в начале марта союзники кое-где уже вышли на правый его берег. На Востоке русские захватили половину Пруссии и создали угрозу Берлину, в немалой степени благодаря некомпетентным действиям Гиммлера. Дейпенгоф уже давно находился на оккупированной территории, и лишившаяся крова Гретель теперь жила у мужа в Цоссене, где располагался штаб ОКХ. Здесь она разделила с ним последние удары судьбы – отстранение от должности начальника генштаба сухопутных сил и мощнейший бомбовый налет союзной авиации, состоявшийся 15 марта. Во время этого налета был ранен Кребс.
16 февраля Гиммлер, предвидя дальнейшее ухудшение положения на фронте, обороняемого его группой армий «Висла», и угнетенный пониманием, что совершенно не годится на роль военачальника – кстати, это опровергало тезис Гитлера о том, что каждый может манипулировать армиями, – слег в постель, сославшись на грипп. Его начальник штаба обратился к Гудериану с просьбой: «Вы не можете освободить нас от нашего командира?» Тот ответил, что это дело СС. Тем не менее, Гудериан посетил Гиммлера в санатории, где тот лечился, и предложил ему отказаться от командования группой армий «Висла». Гиммлер был не готов к такому повороту дел, однако согласился с предложением Гудериана поговорить от его имени с Гитлером. Решив ковать железо, пока горячо, Гудериан явился к Гитлеру и предложил освободить сильно перегруженного разными должностями Гиммлера от должности командующего группой армий «Висла» и назначить на его место одного из лучших германских генералов, генерал-полковника Готтарда Хейнрици, командующего 1-й танковой армией, находившейся в Карпатах. Гитлер согласился с видимой неохотой. Он предпочел бы одного из своих подхалимов, однако Гудериан настал на своем, и 20 марта назначение Хейнрици состоялось.
Тем временем Риббентроп втайне последовал предложению Гудериана, сделанному ранее, и через своих эмиссаров начал прощупывать возможности заключения сепаратного перемирия с западными союзниками, через посредников уведомив об этом Гудериана, а тот. пытался найти подход к Гиммлеру. Участие последнего придало бы этим усилиям больший вес. Эту попытку Гудериан предпринял 21 марта, но безрезультатно, так как Гиммлер, как обычно, увильнул от разговора на опасную тему. Гудериан ошибался, полагая, что с этим человеком ничего нельзя было поделать. Гиммлер, подстегиваемый инициативой Гудериана, собирался затеять собственную игру и через несколько дней попытался установить контакты с Западом через шведских посредников. Уилер-Беннет называет усилия Гудериана по выводу Германии из войны «нерешительными» и пишет, что «…сам Гудериан не был готов сделать это предложение Гитлеру». В связи с этим возникает вопрос, почему Гудериан не пошел на этот шаг. Американцам после войны он сказал, что ему запретили, однако подобного ответа недостаточно. Истину, видимо, следует искать в недавней истории, и она не имеет ничего общего с моральным мужеством Гудериана, в котором ему нельзя отказать. В июле, до покушения на Гитлера, Рундштедт в момент ярости обратился к Кейтелю со словами, ставшими знаменитыми: «Заключайте мир, вы – идиоты!» – и его уволили. В марте 1945 года для любого армейского офицера оказаться замешанным в делах, не имеющих прямого отношения к войне, было равносильно самоубийству. Гудериан, которому Гитлер запретил подавать в отставку, продолжал служить, ему не удалось предпринять последнюю попытку покончить с этим сумашествием, потому что Гитлер, Кейтель, Йодль и Бургдорф решили от него избавиться. Нетрудно догадаться, они заподозрили, что в традициях прежних начальников генерального штаба он начал манипулировать правительством.
Неугодным оказывался всякий, кто хоть как-то намекал, что война проиграна. В их число, помимо Гудериана, попал Шпеер, когда-то бывший любимец Гитлера. Он написал об этом без обиняков в докладе, адресованном фюреру. Закон и порядок рассыпались в прах. Тем не менее, Йодль неожиданно для Гудериана встал на его сторону, когда тот выступал против намерения Гитлера отказаться от соблюдения положений Женевской конвенции о ведении войны. Несмотря на то, что Гитлер связывал поражение в войне с гибелью германской нации, считая ее закономерной и неизбежной, и не скрывал этого, Гудериан и подавляющее большинство сотрудников генерального штаба, как и почти весь народ, покорно дали подвести себя к краю пропасти, куда и столкнул их фюрер. В своей покорности они были слепы и глухи. Так, например, министерство пропаганды сумело убедить Гудериана выступить 6 марта в радиопередаче, в которой он отверг обвинения русских, утверждающих, что немцы совершали преступления против человечества, имея в виду лагеря уничтожения с газовыми камерами, обнаруженные наступавшими советскими войсками. Гудериан сказал: «Я сам воевал в Советском Союзе, но никогда не замечал газовых камер или чего-либо в этом роде». Однако большинство таких лагерей находились на германской или польской земле. Отрицая, что видел эти места, Гудериан был вполне искренен. Скорее всего, он также не догадывался и о геноциде, ставшем орудием осуществления расовой политики нацистов. Те, кто создавал концлагеря и распоряжался там, позаботились, чтобы расположить их в недоступных уголках. Распространение слухов о них сурово каралось. Очень эффективно действовала цензура в средствах массовой информации, а также тщательнейшая сортировка и изоляция друг от друга различных групп населения, распространившиеся на административную и военную машину. Это помогало сводить до минимума количество людей, знавших о происходящем. Зачастую о лагерях смерти не знали даже те, кто жил поблизости. Тем не менее, в силу своего положения Гудериан должен был знать хоть что-нибудь. Например, фон Барзевиш утверждал, что ему стало известно о существовании концлагерей еще в 1939 году, и это заставило его отвергнуть национал-социализм и обратить свой взгляд в сторону сопротивления. Если так, то вряд ли он мог не упомянуть об этом, когда пытался убедить Гудериана присоединиться к сопротивлению во время четырехчасового разговора, состоявшегося между ними 18 июля 1944 года. Возможно, Гудериан просто не мог этому поверить, поскольку подобное выходило за рамки воображения нормального человека.