И все же, комментируя быстрое возвышение главного командования вооруженных сил – ОКВ, начавшееся в период перевооружения и продолжавшееся в годы войны, когда ОКВ существовало как бы над громоздкой системой из независимых командований трех видов вооруженных сил, Гудериан в послевоенных документах, похоже, не в полной мере оценил последствия устранения жизненно важного политического противовеса. Он принижает деструктивное значение политической стороны этого процесса и в то же время говорит о преимуществах военного фактора. И когда он стал главой в политическом отношении обесценившейся организации – ОКХ, то оказался в очень неблагоприятных условиях, поскольку был лишен возможности оказывать прямое влияние на главу государства, в чем крайне нуждался. Иронично, но по этой причине ему пришлось втянуться в те самые политические интриги, на которые косо смотрел Сект, да и сам Гудериан в прошлом явно не одобрял. Однако в обреченных на неудачу попытках подчинить своему влиянию правительство и закончить войну до того, как Германия будет оккупирована, о правилах и принципах Секта пришлось забыть. Впрочем, неудача ждала не только Гудериана, но и любого другого реформатора, который выступил бы против окопавшейся нацистской иерархии того времени. Просто не осталось никого, кто обладал достаточным мужеством и влиянием, чтобы убедить Гитлера изменить курс или свергнуть этого умственно деградировавшего демагога и его клику. Разумеется, не возбраняется задать вопрос, а смог ли бы Гудериан организовать успешное сопротивление в 1938 году? Однако размышления на эту тему бесплодны. Чтобы преуспеть там, где потерпели провал Бек, Браухич и Гальдер, и тем самым соответствовать самым жестким критериям Уэйвелла, Гудериан должен был обладать престижем и высоким воинским чином – но это пришло к нему лишь во время войны. К тому времени Гитлер относился к нему, как и к остальным, с «презрительным равнодушием».
Пародия истории, хотя, возможно, это проходящая фаза, заключается в том, что германский народ едва ли осведомлен о достоинствах своих генералов, которых клеветники облили грязью. Существует постоянно подпитываемый страх перед кастой. В 1965 году газета «Ди Цайт» подвергла критике предложение бундесвера присвоить армейским казармам имя Гудериана, заявив, что его личность не может являться символом и что он неподходящий пример, потому что его поведение не всегда было на высоте. Журналисты поспешили возродить старые домыслы о поведении Гудериана летом 1944 года, и хотя они же допускают, что отказ от участия в заговоре ему нельзя ставить в вину, потому что это вопрос совести, здесь явственно проглядывают плохо замаскированные инсинуации насчет предательства Гудериана. Остается загадкой, почему он решил не рассказывать никому (даже сыну) о своей осведомленности о заговоре и молчаливом согласии, о том, что, возражая против убийства как средства достижения политической цели, скорее, выражал отрицательное отношение своего народа к этой идее, чем ее одобрение.
За пределами Германии к Гудериану отнеслись более великодушно. Там его знают, главным образом, как автора книги «Воспоминания солдата», провидца и создателя таких приемов ведения войны, ставших теперь ортодоксальными. Когда бы танки и бронетанковые силы ни одерживали новые победы, обязательно всплывает имя Гудериана. Как его тогда можно классифицировать? Пророк? В строго военном смысле ответ может быть «да», если говорить о том, что он предвидел новые формы боевых действий в будущем. Техник? Конечно, поскольку постарался с самоотдачей, характерной для многих лиц его профессии, воплотить свои понятия в структуры, почти идеально функционировавшие на войне. Гений? Что ж, никак нельзя игнорировать его врожденную способность превращать идеи в действительность через мнения, оказавшие огромное влияние, чувства, дух и методы, как нельзя игнорировать и личность. Его последний начальник штаба, Томале, назвал Гудериана «самым лучшим и ответственным генералом Германии». Однако это суждение заинтересованного человека, а вот мнение беспристрастных людей со стороны, американских офицеров, допрашивавших его после войны в тюремных камерах, чей первоначальный скептицизм в отношении врага перерос в уважение, если не восхищение к этому человеку: «Военной карьеры Гейнца Гудериана самой по себе достаточно, чтобы определить его способности организатора, теоретика и боевого командира». По их мнению, его отличает исключительнейшая интеллектуальная целостность, твердая бескомпромиссная позиция, невозмутимость в трудных обстоятельствах и сплав вежливости и язвительного юмора. Он «человек, который пишет то, что думает, и не меняет своих мнений в угоду своей аудитории». Подобная оценка в совокупности с известной стойкостью этого человека более чем удовлетворяет требованию Уэйвелла, гласящему, что полководец «…должен иметь характер… должен знать, чего хочет, и обладать мужеством и решительностью, чтобы добиться своего. Он должен знать людей, все, из чего складывается его профессия, и, что важнее всего, должен обладать тем, что мы называем боевым духом, волей к победе».