В результате этой встречи и серии переговоров с ответственными лицами Гудериан составил проект документа, дававшего ему те полномочия, в которых было отказано в 1938 году, и подал на подпись фюреру. В первом параграфе Гитлер должен был заявить, что генерал-инспектор «…несет ответственность передо мной за будущее развитие бронетанковых войск в том направлении, которое превратит их в решающее оружие, позволяющее одержать победу в этой войне. Генерал-инспектор находится в моем непосредственном подчинении, имеет статус командующего армией и является старшим по команде в танковых войсках». Согласно этому документу, Гудериан отвечал за организацию и боевую подготовку не только в частях сухопутных сил, но и в некоторых подразделениях люфтваффе и войск СС. Решение технических вопросов потребовало тесного сотрудничества с Альбертом Шпеером. На повестку была также поставлена задача создания новых соединений и тактической доктрины. Ему было поручено командовать всеми резервными частями мобильных войск, включая учебные подразделения и училища, располагавшиеся в пределах самого Рейха.
Эта программа Гудериана во многом схожа с документом, составленном Перси Хобартом в Англии осенью 1940 года, когда английская армия после Дюнкерка находилась в таком состоянии, как и германский вермахт после Сталинграда. Хобарт предложил Уинстону Черчиллю учредить должность командира королевским бронетанковым корпусом, по своему статусу равную должности советника армии и с такими же полномочиями, каких добивался Гудериан. Самые авторитетные генералы Черчилля – Дилл и Брук (оба – артиллеристы) восстали против этой идеи. Премьер-министр не был готов к тому, чтобы отмести их возражения так, как это сделал Гитлер, хотя позднее он выразит сожаление, что не сделал этого. В результате, в Англии сложилась система, похожая на ту, что Германия имела в 1938 году. Кроме того, между Хобартом и Гудерианом имелась разница в подходах. В то время как Хобарт считал себя неподходящим для роли главного организатора (в связи со своим некоммуникабельным характером), Гудериан никогда, ни на миг не сомневался, что только один он может выполнить эту задачу, несмотря на противодействие недоброжелателей. После войны он так писал об этом: «Автору неизвестны отрицательные результаты, проистекавшие от этой организации». Не все согласились с такой позицией. Артиллеристы протестовали и ухитрились вырвать из-под опеки Гудериана противотанковые части – к его неописуемой ярости, – но фронтовики, по большей части, вздохнули с облегчением, узнав о возвращении Гудериана. Точно такой же была реакция Шпеера, наконец-то оказавшегося в одной упряжке с человеком, знавшим, за что он отвечает и твердо отстаивающим свои рациональные идеи. Фронтовикам новый приход «Быстрого Гейнца» вернул надежду, что перемены, которых они желали, все же осуществятся. Вступление Гудериана в новую должность состоялось 1-го марта. В документе, подготовленном для американцев вскоре после войны, он описал методы и организацию: «Боевая подготовка и организация контролировались сотрудниками генерального штаба, и в каждом отделе управления бронетанковых войск работали офицеры с боевым опытом, негодные к строевой службе вследствие полученных ранений… В их обязанность входило следить за развитием своей отрасли и выпускать инструкции, разработанные специальными комиссиями, состоявшими из офицеров, получивших свежий опыт на фронте. Эти комиссии работали под эгидой отдела уставов и наставлений танковой командной школы».
Настояв на привлечении к этой работе офицеров с фронтовым опытом, Гудериан осуществил на практике то, что неоднократно предлагал ОКВ и ОКХ, чьи старшие штабные офицеры, по его мнению, безнадежно отстали от жизни, поскольку с 1918 года не находились на строевой службе. Начальником своего штаба Гудериан назначил полковника Вольфганга Томале – «танкиста душой» и чрезвычайно способного штабиста. Их сотрудничество было чрезвычайно эффективным, гораздо более эффективным, чем принято считать. Разделение обязанностей было четким. При назначении Гудериан с усмешкой сказал: «Один из нас должен находиться в разъездах, а другой – руководить штабом. Я буду ездить!» Совершенно очевидно, что Гудериан рассматривал свое назначение в более широком смысле, чем кто-либо другой. После войны, в беседе с американцами он сказал, что «…считал своей задачей понять изнутри характер своих начальников и сослуживцев и оперативно вносить предложения, основанные на собственном опыте пребывания в войсках, как того требовали обстоятельства». Штаб Гудериана разместился в непосредственной близости от ставки фюрера и резиденции начальника генерального штаба, чтобы он мог поддерживать связь с командованием вермахта и сухопутных сил. А вот штаб Томале находился на Бендлерштрассе в Берлине, где тот развернул кипучую деятельность, с энтузиазмом работая на человека, о котором отозвался как о «лучшем и наиболее ответственном генерале Германии».