— Я собираюсь поехать на залив Бенсон-Бэй Четвертого июля,[59] как обычно. Может, вы с Дот сможете туда подъехать? Мы бы малость порыбачили.
Малкольм не рыбачил уже много лет. А раньше любил проводить время, глядя на воду. Он тогда забывал о постоянном напряжении на работе, о расследуемых управлением делах. Те тринадцать лет, что Тео служил под его началом, были для Малкольма самыми трудными. Ему все время приходилось гасить пожары, вспыхивавшие вокруг Тео: казалось, они вспыхивают чуть ли не каждый день. Три временных отстранения от службы и пять выговоров. Четыре раза мэр вставлял Малкольму фитиль в задницу по поводу Тео.
— Бенсон-Бэй. Там еще остались по-настоящему хорошие люди, — проговорил Малкольм. — Пройди по берегу, и кто-нибудь обязательно тебе скажет, на какую наживку он тут ловит.
В семидесятые годы Тео, как и каждому копу в патруле и даже вообще на участке, было не так уж просто и легко работать. До этого времени наркотики и меньшинства не были важным фактором в работе Управления полиции Лудлоу. Чрезмерное применение силы тоже не было тогда проблемой. Как это выходит, что никто никогда о чем-то не слышал, и вдруг оно становится проблемой? Феминизм, гомосексуализм, потом еще холестерин! Кто когда-нибудь слышал, чтобы девочка, такая умная и красивая, как Тиффани, ничего не ела, а когда съест что-нибудь — если только он правильно все понял, — бежит и нарочно вызывает у себя рвоту?! Кто когда-нибудь слышал, чтобы взрослый мужчина, с женой и детьми, вдруг бросил хорошо оплачиваемую работу в такой солидной компании, как «Петрохим», и стал жить не по средствам на гольфовом поле в Хилтон-Хед, в Южной Каролине?
Что такое происходит с нашим миром, почему нормальные хорошие люди постоянно делают что-то не то? Когда же это кончится?
Малкольм набрал в грудь воздуха, вздохнув так глубоко, как только смог.
— Хочу тебе что-то сказать, Дейв. — Малкольм смотрел на свои ладони. — Нетрудоспособность Тео… Я подписал ему пенсию, и доктор Мэннинг… Это было нечестно. — Малкольм почувствовал, что его бросило в жар, как с ним бывало, когда он пользовался ингалятором.
Оба — Малкольм и Дейв — подняли головы и посмотрели друг другу в глаза.
Верхняя губа у Малкольма дрожала.
— У меня к тому времени будет новое удилище и катушка, — сказал Дейв. — Вам надо попробовать подъехать туда. Это будет полезно для Дот.
Он ведь сделал это из-за своей беззаветной любви к сыну. Это был дурной поступок. Но Малкольм не мог сказать, что не поступил бы так снова.
— Брук живет в общежитии? — спросил Дейв.
Майкл кивнул. Фэбээровцы проносили через кухню коробки для вещественных доказательств с надписью «Спальня», набитые книгами и одеждой.
Минуту спустя Дейв спросил:
— У Брука ведь есть в комнате телефон?
— Думаю, да, — ответил Малкольм.
— А машина у него в школе есть?
Малкольм отрицательно покачал головой. Дейв прав. Надо успеть до утренних газет.
— Пошлю за ним машину, — сказал Дейв.
— Дай ему время до рассвета. Эти ребятишки любят поспать.
— Так ему высыпаться надо. Он же учится.
С минуту оба молчали, прислушиваясь к тому, как агент роется в кладовой для продуктов.
— Это не ошибка, Дейв?
— Я не собираюсь вам лгать.
Малкольм почувствовал, как горячо стало глазам.
Сетчатая дверь раскрылась рывком. Тиффани. Встревоженное выражение на ее лице сменилось облегчением, когда она увидела Малкольма, сидящего во главе стола. Подбежав к нему, она закинула руки ему на шею и прижалась щекой к его щеке.
— Я подумала, что-то случилось! — произнесла она. Потом вдруг отстранилась. — Бабуля? — И испуганное выражение снова вернулось на ее лицо.
— Да вот она я, — сказала Дот из-за спины Малкольма, остановившись в дверях гостиной.
— Что происходит? — спросила Тиффани. — Где мама с папой? Что — катастрофа? С ними все в порядке?
— Никакой катастрофы, солнышко, — ответила ей Дот.
— Тогда где они?
Дот выдвинула из-за стола стул для внучки. Никто не сказал ни слова.
— А эти парни правда из ФБР? — Тиффани переводила взгляд с лица Дот на Малкольма и тут же — на Дейва. — Зачем они наши продукты смотрят?
— Очень важно подчеркнуть, — начал было Малкольм, но в груди у него все сжалось. В ожидании, чтобы дед подышал через ингалятор, Тиффани принялась теребить волосы. — Важно подчеркнуть, что никто ничего не знает наверняка, — выговорил он и замолк, надеясь, что этого достаточно, надеясь, что ему не придется отравить жизнь внучке.
— Никто ничего не знает про что? Дедуль, что происходит?! — Ее голос уже начинал звенеть.