Что-то произошло в декабре девяносто первого года. Миша не мог изловчиться, чтобы понять, что именно. Но загадочные письма из Следственной коллегии, некая Чардымова и эта ведомость с двадцатью тысячами - всё это связано, думал он. Надо только узнать, как именно.
Постепенно Мишины глаза начали слипаться. В деревне усталость накатывает рано и быстро, особенно после нескольких часов в полицейском участке. Так как никто никогда в наших краях не ощущал себя в чужом доме гостем, Миша улёгся на диван и, положив ладонь под голову, открыл перед собой одну из страниц блокнота. Уже через пять минут внимательного изучения цифр и записей он понял, что сон близок, и помолил бога о том, чтобы вновь не проснуться на крыльце.
23
Мише приснилось, как он убегает от тени капитана Комарова. Сам капитан при этом не присутствовал, лишь его мрачное очертание ползло за Мишей по горячему летнему асфальту. Он бежал от тени со всей возможной силой, но его ноги, как часто случается во сне, превратились в рахат-лукум и с трудом поддавались контролю. Когда ледяная рука коснулась Мишиного ботинка, он дёрнулся и подпрыгнул.
Тёмные окна дали ему понять, что проспал он не долго. Штаны прилипли к ногам, лоб успел покрыться испариной. В доме стояла страшная жара. Что-то мягкое лежало под его щекой и, когда Миша ухватился за него, оно тихонько взвизгнуло и спрыгнуло на пол. Когда он, наконец, достал телефон и посмотрел в яркий синий экран, часы показали половину седьмого утра.
Миша удивился и с трудом поднялся с дивана. Его ботинки валялись у столика и он нащупал их, стараясь не шуметь. Огонь в печи потух, но от неё исходил такой жар, словно в ней собирались кого-то запекать. За столом слева никого не оказалось, под тёмным экраном компьютера горела тусклая красная лампочка. Пусто оказалось и на кухне. В недоумении Миша попытался понять, где ещё можно было спать в этом доме. Ему стало понятно, когда он увидел открытый люк на чердак.
Когда он вышел в коридор, его вдруг посетила странная идея. Он вернулся в избу и взял Сашин фотоаппарат, висевший на зеркальной створке шкафа. Ему показалось, что кроме уборки и готовки он мог бы принести ещё и эстетическую пользу.
Поборов неистовое желание кота Бори вырваться из душного помещения, Миша вышел на улицу и с облегчением вздохнул. Он прошёл по оживлённой деревне, утро в которой начиналось строго в пять часов, до самого моего сорок второго дома. Сергей спал на диване у печки, а я развалился на кровати, отгороженной от остального дома высоким дубовым шкафом. Миша решил нас не будить и позавтракал остатками вчерашних Сергеевых кулинарных изысков. Лепёшки, которые Сергей наловчился делать в виде питы, лежали туго набитыми плохо прожаренным говяжьим мясом и картошкой в мундире.
Я проснулся раньше Сергея и негромко поздравил Мишу с тем, что ему удалось вырваться из лап Комарова. Я даже залез под шкаф и достал оттуда две бутылки пива.
Миша от предложения решительно отказался, ссылаясь на стабильное утреннее похмелье. Вскоре поднялся Жемякин и мы втроём закончили скудную трапезу, мыча сквозь набитые рты слова одобрения.
- А мы всё время спим в одежде? - спросил я, откинувшись на спинку деревянного стула после еды. Меня почему-то посетила необычная утренняя мысль.
- Ну я - да, - ответил Сергей. - Деревня же.
- Я - не всегда, - сказал Миша и достал розовый блокнот.
- Так ты с девушкой живёшь, - внушительно сказал Сергей, подняв палец. - Это другое
дело.
- Да, - согласился я. - Тебе можно.
- Не живу я уже ни с кем, - мрачно ответил Миша и рассказал нам свою нехитрую
историю, под конец которой я не удержался и разразился смехом.
- Отличная идея! И почему Арсентий нам не заходит?
Миша не ответил, а лишь вгляделся в блокнот, беззвучно шевеля губами.
- Ты что, отнял его у маленькой девочки? - спросил я, хохотнув.
- Не знаю, - пожал плечами Миша и указал пальцем на ящик шкафа. - Я там его нашёл.
- Наверное моей племянницы, - кивнул я. - Так как ты вырвался на волю?
Он рассказал нам обо всех приключениях, начиная с попадания в участок и заканчивая просмотром старых школьных документов.
- Так значит, они действительно украли деньги? - спросил я.
- Похоже на то, - кивнул Миша. - Но кому есть дело до советских рублей? Мне больше
интересно, кто такая Чардымова.
- Никогда не слышал, - сказал я. Сергей молча пожал плечами.
- Ну хорошо, - не сдался Миша. - Чьи фамилии мы знаем?
- Да всех, - после недолгой паузы ответил Сергей.
И мы принялись перечислять. Черненко, Спидоренко, Урусовы, Юлька Сербова - список оказался настолько обширным, что Мише пришлось записывать их в блокнот с номерами домов, в которых они жили. Это заняло у него целых три страницы.
- У тебя последний дом? - спросил Миша, когда мы закончили.
- Да, - кивнул я. - Напротив - сорок первый, там жила баба Марья Татьяненко. Умерла,
когда мне исполнилось три, а ей - девяносто восемь. Кого забыли?
- Вроде никого, - Сергей пожал плечами и на его лице отразилась глуповатая ухмылка.
- Разве что Витька. Мы переглянулись.
- А какая фамилия у Витька? - спросил Миша. Я вылупил глаза.
- Да хорош, - Сергей махнул рукой. - Витёк - пьяница. Из него учитель физкультуры, как из меня учитель физкультуры. К тому же там у тебя женщина.
Но, судя по Мишиному лицу, убедить его не удалось.
- Пойдём спросим его? - предложил я.
- Да, - кивнул он.
Так как дом Витька находился на соседнем ответвлении, мы потратили на путь минут пять. Домом то сооружение, в котором Витёк коротал дни до своей, без сомнения, скорой смерти, назвать язык не поворачивался. Когда-то это поместье с двумя парадными и большим двором ярко выделялось на фоне остальных серо-бурых построек благородным бордовым цветом. Стоя на массивной завалинке, деревянный каркас как-бы возвышался над миром, создавая ощущение величия.
К сожалению, Витькин гений на тридцатом году жизни толкнул его на выгодную сделку с пилорамой, которая экспроприировала половину строения в обмен на несколько бутылок водки. Теперь внушительная часть зала с белой печной стеной, представляла из себя эдакую веранду, пол которой ощетинился отпиленными досками и брёвнами. Крышу изнутри подпирали три новенькие, но очень хрупкие досочки.
Хозяин дома сидел, сгорбившись над невысоким столом на этой самой веранде. Он кутался в знакомую всем драную куртку из брезента и держал в руке дрожащий гранёный стакан. Когда мы подошли и с трудом забрались на высокий пол перед его столом, Витька не обратил на нас никакого внимания. На сухом лице его светился новый бланш, аккурат под левым глазом.
- Витё-ок, - протянул Сергей. - У тебя как фамилия?
Из того, казалось, выжали все соки. Которых и раньше не набралось бы на пипетку. Но сейчас он едва сумел поднять глаза, чтобы посмотреть на нас. Миша, почувствовав драйв, схватил стул напротив и сел.
- Слушай, - сказал он с мягкостью в голосе, которая, по моему мнению, не могла произвести никакого эффекта. - Нам очень надо знать, понимаешь?
И она не произвела. Витёк хотел пожать плечами, но не смог. Тогда Миша, вспомнив что-то, засунул руку в глубокий карман своей мешковатой куртки и выудил оттуда прозрачную бутылку, на дне которой плескалась водка. Глаза Витька немного вспыхнули, когда Миша вылил содержимое в его пустой стакан. Пьяница поболтал жидкость, словно дорогое вино, и выпил залпом, грохнув стакан об стол.