- А чего же вы с водителем не приехали? - поинтересовалась она. - К нам за такими деньгами только с водителем приезжали.
- Заболел, - индифферентно пожала плечами учительница. - Ничего, я справлюсь.
На счастье Елизаветы Михайловны, пятьсот девятый ждал её на том же самом месте. Под непрекращающийся звон мотора она домчала до пыльной остановки на площади Аксентиса и пустилась в Ближневехи.
Она прошла мимо пестрящего гербами и флагами дома культуры, на песчаных подступах которого через двадцать лет молодёжь будет бить друг другу морды под задорные песни группы 'Руки Вверх', по свежему чернозёму, а затем через широкое поле. За ним в берёзовой роще, за сотню метров от свежевыкрашенного синего дома номер одиннадцать, высилось белесое здание средней школы.
Учительница прошла сквозь невысокую ограду, увернулась от бегавших туда-сюда младшеклассников и вошла через высоченные двери. На втором этаже её ждала дверь с чёрной табличкой, на которой золотистыми буквами значилось пугающее слово 'Учительская'. Не стуча, она распахнула дверь и буквально ввалилась в помещение.
Два человека, сидевших у стола, вздрогнули. Грузная учительница географии схватилась за сердце и заохала, трудовик Александр Семёнович Черненко провёл рукавом по лбу.
- Что, постучать нельзя? - зашикала географичка. - Нервы ни к чёрту!
- Тихо вы! - отрезала Елизавета Михайловна и щёлкнула замком двери.
Черненко включил стоявшую на комоде цветную 'Чайку'. Монотонный диктор программы 'Вести' рассказывал о принятом верховным советом республики Казахстан суверенитете. Втроём учителя склонились над открытой сумкой, светившей рыжими банкнотами.
- Ужас какой, - произнесла Клавдия Семёновна, прикрыв рот ладонью.
- Что делать будем? - сухо поинтересовалась Елизавета Михайловна.
- Поделим! - нервно воскликнула географичка. - Поровну.
Они высыпали деньги на стол и принялись считать пухлые пачки. Клавдия Семёновна отсчитала по пятнадцать тысяч каждому. Посередине стола осталось три пачки, формировавших пять тысяч рублей.
- А это как поделить? - поинтересовался Черненко, будучи слабым в математике.
- Не будем мы это делить, - внушительно сказала учительница географии. - Это -
Ларисе.
- Ларисе?! - воскликнули оба её подельника в унисон и тут же замолкли.
- Да, - нервно кивнула Клавдия Семёновна. - Вы знаете, что Верка в милицию ходила
на нас жаловаться?
Елизавета Михайловна охнула. Александр Семёнович свёл брови.
- Пьяная ходила, написала на нас заявление. Расхищаем, мол, социалистическую собственность.
- Да кому до этого дело? - проворчал Черненко.
- Вот ей дело и есть, - географичка снова нервно дёрнула головой. - Подслушала где-
то, поди.
Они помолчали мгновение, рассматривая цветные банкноты.
- А Лариса тут при чём? - спросила Елизавета Михайловна.
- А при том, - объяснила её тучная собеседница. - Что Верке завтра у Ларисы
назначено. Подозрение на ангину. Я сама у Ларисы узнала.
- Нуи?
- Ну и то, что она потребует от Верки лечь в стационар. Поколет немного седативами. А потом переведёт в психиатрическое отделение.
И она многозначительно кивнула на оставшуюся пачку денег.
- А вдруг её кто хватится? - засомневалась учительница литературы.
- Да кто? - пробурчала географичка. - У неё кроме брата-алкоголика никого нет. Денег
тоже нет, дом школьный, хозяйства нет. Сгорела на работе - и всех делов!
Наконец, решимость защищать свою судьбу пересилила сомнения. Елизавета Михайловна кивнула, Саша Черненко последовал её примеру, и они принялись складывать свою фортуну в сумки.
Ближе к вечеру того же дня Елизавета Михайловна стояла у подножия школьных ступеней с сумкой наперевес. Ковёр из рыжих берёзовых листьев устилал широкую площадь перед главным входом и по нему сейчас неслась детвора навстречу родителям, сторонясь учительницы словно косяк рыб, огибающий акулу.
Когда со ступеней спрыгнула девочка лет восьми в опрятной школьной форме и с чёрным портфелем через плечо, учительница взяла её за руку. Так они прошли сквозь берёзовую рощу мимо синего дома, окна которого горели тёплым светом. Дом Елизаветы Михайловны был слегка обшарпанным, лишь белый конёк на крыше блестел в свете угасающих лучей.
- Картошку мне пожарь! - потребовала Валя, бросив портфель в углу, и принялась снимать ботинки.
- Подожди, - возразила ей мама.
Она порылась в дальнем углу и вернулась с двумя лопатами - одной большой и железной, другой маленькой и пластмассовой. А так же с железным ящиком из-под киноаппарата. Открыв свою сумку, она высыпала содержимое в ящик и аккуратно уложила банкноты. После этого они вышли на улицу вместе с утварью и подошли к невысокой яблоне.
- Копай, - Елизавета Михайловна постаралась вложить в голос побольше энтузиазма. Её лопата вошла в землю легко.
- А что в ящике, мам? - спросила Валя звонко, с трудом воткнув свою лопату в густую траву.
- Твоё будущее, - натужно улыбнулась учительница. - Только это наш с тобой секрет.
От автора
Когда я спросил Андрея, что же было написано в письме, которое мы принесли ему два дня назад, он вытащил скомканную бумажку из кармана и протянул мне. На приевшемся уже желтоватом листке с гербом Советского Союза значилось требование к Ивану Урусову передать всё имущество из бывшей конторы, в которой он теперь проживал, сельсовету Аксентиса. Какая ирония, - подумал я. Если бы деда Ваня поступил как велено, мы бы никогда не разгадали этой удивительной тайны.
Дюжин рассмотрел все детали и решил отказать в возбуждении уголовных дел по криминальному преподавательскому трио. Во-первых, страны, в которой они совершили преступление, больше нет. Во-вторых, деньги, которые они украли, обесценились. Да и потом, всем им было уже далеко за семьдесят и вряд ли они могли представлять угрозу для деревенской общественности. Мы с ним охотно согласились.
После взрыва дяде Паше пришлось переехать к своему брату в Остовино. Его собственный дом оказался полностью разрушенным - крышу переломило пополам, печь разлетелась на куски и прихватила с собой несколько боковых брёвен. Гараж обвалился, похоронив годовые запасы водки. Конечно, дядя Паша пожаловался Дюжину. Но тот провёл расследование и пришёл к однозначному заключению, что Паша дрова украл, и тоже отказал в возбуждении дела. Тишка, тем временем, не вышел сухим из воды. Ему выписали штраф в размере одной тысячи рублей за мелкое хулиганство. Мы посоветовали ему не спорить.
После похорон Лизы вдова толстяка переняла клиентов и теперь уже у её крыльца по вечерам выстраивалась очередь из любителей парного молока, во главе которой всегда стоял Сергей. Пару раз там появлялся Витёк, но ему объясняли, что очередь не за водкой, и он исчезал.
Мы не испортили отношений с Елизаветой Михайловной. Спустя несколько дней она позвала нас на чай. Пока мы трескали пирожки, она рассказала свою версию событий, в которой нелёгкая судьба забытых людей времён развала Союза сыграла свою роль. Я должен признаться, что даже не вслушивался. Ведь это уже прошлое.